Валерий Попов - Прелести лета

— А у вас что — подшипник цел? — проницательно усмехнулся Коля-Толя.

Знал свой товар.

По зеркальной водяной глади доносилось сюда:

— Ален!.. Ты куда собралась?

— А на свидание! У меня же свидание есть!

Не с Толей ли Колей, беглым каторжником?

Вздохнув, мы двинулись к складу.

— Постой! — заорал вдруг Никита.

На далеком речном горизонте встал вдруг серебряный паук.

— Оно! — Никита произнес. — Судно. На воздушной подушке!

Тогда вблизи оно казалось огромным, а с высоты и издали — так… паучок-с!

— Там же… ботинки мои! — обрадовался Никита и, прыгнув, стал съезжать по наклонному скату с острыми камешками… говорю об этом ответственно, потому что сам поехал за ним. Какое счастье, что Никита вспомнил свое купание, когда нырнул в воздушную подушку, а вынырнул босой. Помнит! Значит, не пропил еще свой мозг.

Судно поднималось из воды на дрожащих призрачных лапах… потом стало оседать, выруливая к берегу. Уже можно было разглядеть пассажиров. Один из них махал нам ладошкой, лениво-грациозно… Игорек! Спаситель наш! Только он так может махать!

— Игорек! — воскликнул я радостно. Никита окаменел. Ах, да. Они же в ссоре — после того происшествия у Игорька в мастерской, куда мы прибыли к нему с, кажется, Викой? Да. И кончилось это, с явлением Ирки, не лучшим образом… Но сейчас-то, сейчас! — я ел глазами Никиту. Судно оседало, причаливало. Никита сделал было рывок, чтобы кинуться головой в воздушную подушку, но опоздал. Неужели появление друга не заменит ему ботинки? А? — я по очереди глядел то на Игоря, то на Никиту. Игорь сошел последним, не спеша… Точней — предпоследним: за ним следовала на тоненьких каблучках пышная молодая особа.

— Это ж… Вика! — радостно заорал Никита и кинулся жадно ее целовать.

Игорек насмешливо наблюдал эту сцену, поблескивая очечками. Наконец он обратился ко мне:

— Объясни мне, пожалуйста, кто этот человек, который так жадно целует мою девушку?

— Но это же… Вика! — пояснил ему счастливый Никита. — Помнишь, с которой тогда вышло… не очень хорошо? Приехала! Значит, простила? — Взяв девушку за плечи, любовался ею. — Теперь — мир?

Да. Стоило умчаться в такую даль, чтобы Никита почувствовал себя наконец свободным и, значит, счастливым. И мы — снова друзья, и нет между нами злобы.

— Это-то Виолетта, — холодно произнес Игорек. — С Викою мы давно расстались. Ты, Никитушка, как всегда, пьян.

Никита, понурясь, отступал, скукоживался, гас на глазах… и упал бы с причала в воду, если бы я его не удержал.

— А зачем ты вообще притащился сюда? — уже воинственно произнес Никита. — Я тебя не звал.

— Точно? — насмешливо спросил Игорек — А как же это… Я сижу у себя в мастерской, элеган-т-но работаю… И вдруг влетает твоя душа, вся облепленная мухами, — Игорек поморщился, — и кидается ко мне! Причем вся какая-то растерзанная, растрепанная… Вверх ногами!

— Так вот… где она! — вздохнул Никита.

— Это когда ты прыгнул в воздушную подушку! — Я кивнул в сторону судна: воздух как раз вздувался под ним. — Душа, с испугу, и покинула тебя.

— И почему-то ко мне прилетела, — добавил Игорек.

— Да потому что он любит тебя, дурака! — вскричал я.

— А… ботинки были на ней?! — страстно вскричал Никита.

— На ком? На душе? — Игорек удивленно поднял бровь. — Не помню!

Судно отходило, поднималось. Горячее пространство дрожало под ним. Никита, вдруг взревев, кинулся вниз головой с причала, туда. Сколько сил бурлило в этом, почти прозрачном объеме, где вроде бы ничего нет: Никиту трепало, надувало, переворачивало. Судно еще громче взревело, приподнялось и вышвырнуло Никиту из-под себя. Сперва мелькнули над водой его ноги, потом запрыгала его голова, судорожно распахнутый рот, вытаращенные зенки. Потом он вдруг победно выбросил вверх кулаки… на них красовались его ботинки! В лишениях они, конечно, скукожились, еле-еле налезали на кулачок, но вернулись. Значит, и жизнь возвращается! Со второй попытки Никита выбрался на помост, стоял, счастливо раскачиваясь. С кормы отходящего судна вдруг слетел бледный призрак Никиты — его душа, сияющая сотней радужных крылышек… Она приблизилась к оцепеневшему Никите и, как влитая, вошла в него… а мухи улетели.

Душа Никиты на месте! Мы, улыбаясь, смотрели друг на друга. И тут вдруг с обрыва скатилась огромная железная бочка и, свалив всех нас с ног, прокатилась по нам, расплющив. Вскочили, встряхнулись. Да-а-а… Лишь Виолетта сделалась еще краше! Бочка, тем временем, кувырнувшись еще пару раз, грохнулась на нос нашего катера, едва его не утопив, и прочно встала. «Как изваяние на носу галеры», — сказал классик про красивую женщину… Но здесь это сравнение не подходит. С обрыва ссыпался Коля-Толя.