Евгений Кутузов - Во сне и наяву, или Игра в бирюльки

— А это при чем?

— Да так. Для тебя, может, и ничего. А я думаю, что ленинградец — как звание. Почетное звание.

— Замысловато.

— Почему замысловато? Все просто. Я вот защищал твой Ленинград. Его вся страна защищала, весь народ, значит, потому что… — Капитан не нашел нужных слов и махнул рукой, — Объясни мне: ты воруешь у людей последний кусок, я веду с тобой борьбу…

— У нищих не ворую.

— Брось, сказки это. Берешь ты там, где ближе лежит. Да и не в этом даже дело. Никто не давал тебе права и у богатых брать. Не твое! Выходит, мы с тобой враги, а ты мне почему-то симпатичен… А-а, ладно, Воронцов. Ступай в КПЗ [63] КПЗ — камера предварительного заключения, где содержатся арестованные до отправления в тюрьму. , там будет время подумать.

— Думай не думай, сто рублей — не деньги, — сказал Андрей.

— А это для кого как. Ты украл, а другому их заработать надо.

И вот Андрей в камере. За дверью в коридоре раздаются бухающие шаги дежурного. Он проходит из конца в конец коридора и снова пристраивается возле тумбочки вздремнуть, вытянув длинные ноги и привалившись спиной к холодной бетонной стенке.

В узкую щель намордника [64] Намордник — деревянный ящик, закрывающий окна с внешней стороны. Андрею виден крошечный кусочек ночного неба. Как клочок ткани с рисунком. Три звездочки на почти черном фоне. Две рядышком, тесно прижавшись друг к другу, а третья в сторонке, словно охраняет их нежность. Луны не видно, только угадывается ее свет. Расширить бы чуточку щель, чтобы луна тоже вместилась в этот рисунок, и тогда мир увеличится, полнее войдет в камеру и, может, исчезнет ощущение полной отрешенности, изолированности от жизни и чувство глубокого, тоскливого одиночества.

Андрей стоит на нарах. Ему хочется приблизить этот кусочек нарисованного неба, кусочек далекой-далекой жизни, а звездочки дрожат, точно подмигивая, и Андрей тоже подмигивает им. «Ничтяк, — говорит он звездочкам, — прорвемся. А вы светите, светите…» Но вот приплыла темная туча — она темнее даже почти черного неба, — медленно наехала на звездочки и сглотнула их…

СЕГОДНЯ выходной.

Кто-то валяется на нарах, отсыпаясь за всю неделю, кто-то режется в карты, кто-то варит чифир. Дневальный торчит возле двери на шухере и гнусавит песню, дико фальшивя при этом:

— Хватит тебе скулить, и без тебя тошно, — сказал Андрей.

Он лежит на нарах и внимательно следит за ржавой каплей воды, повисшей на оконной решетке. Капля долго вытягивается, дрожит, точно живая, и ей страшно оторваться, но в конце концов не выдерживает собственной тяжести, обрывается и падает вниз. И тотчас на ее месте рождается новая капля, и все повторяется в том же порядке. Кап, кап, кап…

Ночью прошел дождь.

Капли падают реже и реже. Крыши бараков уже почти сухие, но на земле по всей зоне долго еще будут стоять мутные лужи — глина. Какой-то докембрий, как говорит Князь. Может, и докембрий, хрен его знает, что это такое. Но все равно глина, и поэтому вода не уходит в землю. И стены в БУРе [65] БУР — барак усиленного режима. никогда не просыхают.

Осенью, когда идут затяжные дожди, по углам барака даже растут грибы. А зимой стены покрываются инеем. Зеки жаловались начальнику лагеря, а он отмахивается и смеется, падла рогатая, чтоб его на том свете вши зажрали — в гробу не очень-то почешешься. Ему что, псу бесхвостому, он живет в новом кирпичном доме, который зеки же и строили, и у него не растут в углах грибы и зимой не бывает инея. А в общем-то, и у него житуха — не позавидуешь. Даром что подполковник, чин! Загнали в эту гнилую дыру, и черт его знает, когда удастся выбраться отсюда, и удастся ли когда-нибудь. «Ни тебе ни бабы, ни пивной…» — усмехнулся Андрей. Впрочем, пивная-то как раз в поселке есть. Во всяком случае, граждане начальники хлещут водяру за милую душу, оттого и рожи у всех сизые. От начальника лагеря, толкуют, сбежала жена, поэтому он и озверел совсем. Но тут, в этой помойной яме, озвереешь и с женой. Только и остается что пить.

Иногда перепадает выпить и блатным — бесконвойные протаскивают на объект. Но это бывает редко. Чифир — да, с чифиром на зоне все нормально. Чайком блатные обеспечены. И ларек неплохой, иногда подбрасывают и маслица…

Сегодня дали выходной. Первый за полгода. Наверное, готовят новый объект для штрафной бригады. Или Рекун, начальник конвоя, сам решил отдохнуть, или нажрался вчера. А может, и заболел. Сдох бы, что ли, скотина, думает Андрей. Бывают и начальники конвоя нормальные люди, а этот!.. И откуда их берут, таких сволочей. Каждое утро, принимая на вахте бригаду, он толкает речугу, которая заканчивается обязательными словами: «Шаг вправо, шаг влево — считается побег. Стреляю без предупреждения. Девять грамм в жопу и осиновый кол на могилу. Желающие есть? Желающих нет, принято единогласно. Па-ше-ел!..»