Евгений Кутузов - Во сне и наяву, или Игра в бирюльки

— Давно Князя видел? — спросил Борода.

— Четыре дня назад, — ответил Андрей.

— И где он сейчас обретается?

— Наверное, здесь же, в этой тюрьме. Мы вместе сгорели.

— Как твоя кликуха?

— Князь Племянником звал.

— Племянник, толкуешь?.. — Борода дружески похлопал Андрея по плечу — Хорош, Племянник, хорош. — Он сел сам и показал, что Андрей может сесть с ним рядом. — Здесь Князь, это точно, — сказал он. — Вчера передали, что в семерке. Интересовался, нет ли Племянника. А это ты, оказывается, и есть. С поличным вас взяли?

— Не совсем, один фраер Князя опознал.

— Тогда вывернется, у него не голова, а «дом Советов».

— Навряд ли, — возразил Андрей. — При нем липовые ксивы были, и опера толковали, что ориентировка на нас имеется.

В тот же вечер Борода отстучал в соседнюю камеру, чтобы сообщили Князю, что Племянник в шестнадцатой вместе с ним, то есть с Бородой, и что он не «колется». От Князя через стенку же передали Андрею привет.

Так вот он утвердился в праве не выносить парашу и вообще не делать того, что могут и обязаны сделать за него другие — «черти», «мужики», «шестерки» и прочая «шушера». Таков закон, суровый и жестокий закон воровского мира, где повелевает тот, кто занимает в воровской иерархии более высокую ступеньку. Может быть, закон этот со стороны и похож на игру, которой забавляются взрослые люди, прошедшие «огонь, воду и медные трубы», однако «забава» эта вполне серьезная. В этой «игре» «за фук» не берут и зевков не прощают…

Воры в законе, или блатные, как их иногда называют, — элита преступного мира, нечто вроде Тайного Совета, правящего от своего же имени. Они и законодатели, и судьи, они держатели верховной и, в сущности, ничем (кроме закона!) не ограниченной власти в том мире, в котором живут. Власть эта в условиях тюремной и лагерной жизни распространяется не только на преступную среду, но так или иначе ей подчиняются все заключенные, ибо это вовсе не стихийная власть, основанная на силе, а власть прекрасно организованная и осознанная. Обыкновенный зек, например, не имеет права распорядиться своей передачей, посылкой, прежде чем «законную» долю не изымет блатной. Естественно, доля эта всегда лучшая, владельцу остаются лишь сухарики. А еще доля зависит от того, сколько блатных приходится кормить, то есть сколько блатных находится «на командировке» [28] Командировка — то же, что и лагпункт. . А кроме блатных дань собирал и так называемый «полуцвет». Правда, с этими «налоговыми инспекторами» можно хоть поспорить, среди них можно как-то сохранить собственное достоинство, если достанет духу и силы. С блатным не поспоришь. Разве что понравится чем-то иной «мужик» блатным, и они зауважают его, пригреют и защитят в случае чего. Таким уважением обычно пользовались «романисты»— люди, обладающие даром хороших рассказчиков (что-то вроде артистов разговорного жанра), исполнители песен, всякого рода умельцы, вообще образованные, интеллигентные люди, носители интересной и полезной для блатных информации. Правда, тут многое, если не все, зависит от воли случая, от характера блатного, от его настроения. Среди блатных часто встречались люди очень сентиментальные, по-своему жалостливые, вплоть до проявлений некоего милосердия. Но в принципе, конечно, это жестокие, беспощадные люди.

Статус блатного, дающий право жить по законам воровской элиты и пользоваться привилегиями, какие даются этим статусом, зиждется на определенном «кодексе чести» и обставлен, между прочим, многочисленными табу, не допускающими никаких поблажек и исключений. Тут вполне даже допустимо сравнение с дипломатическим протоколом — в обоих случаях предусмотрен каждый шаг, каждый поступок, и малейшее, хотя бы и нечаянное, не корыстное нарушение правил карается неотвратимо, беспощадно и порой крайне жестоко. Нередко и смертью, но почти обязательно пожизненным лишением воровских прав и привилегий. Это называется «приземлить», и такой приговор обжалованию не подлежит. Не предусмотрены ни помилования, ни амнистии. Нарушитель становится изгоем, он больше не блатной, не «честный» вор и автоматически переходит в более низкую, особую касту, состоящую из таких же, как он, «приземленных», то есть бывших блатных. Однако и бывшие делятся на случайных, мелких нарушителей, которым все-таки оказывается доверие и некоторое уважение (именно из их числа зачастую назначают «бугров» — бригадиров) и которые находятся в воровской иерархии где-то между блатными и «полуцветом» в моральном отношении, но не имеют права получать дань с обычных зеков, и на «ссученных», которые уже окружены полным презрением, низведены до уровня «шестерок» и могут даже быть проиграны в карты. Вот именно эта категория блатных, бывших блатных, нарушивших воровской кодекс, и расплачивается чаще всего своей жизнью за неуважение к закону.