Александр Проханов - Теплоход Иосиф Бродский

Эту часть видеозаписи несчастный Франц Малютка перенес, как самец гориллы, которого отсаживают от любимой самки в соседнюю клетку, а к той подпускают похотливого соперника. Бедняга вскакивал, норовил разбить видеомагнитофон, пальцами пытался разорвать себе рот, а потом со стоном упал на кровать, где у него случился микроинфаркт.

Есаул, преследуя жестокую цель, неумолимо продолжал прокручивать запись.

После часа увлекательных номеров, авторство которых принадлежало старшему поколению, Луиза Кипчак предложила Куприянову:

— Аркаша, хочешь я покажу тебе игры, в которые мы пускаемся с Францем Малюткой? Думаю, тебе будет небезынтересно узнать.

— Учиться никогда не поздно, — утомленно ответил Куприянов, извлекая из нежного места огарок свечи.

Первая игра называлась «Жмурки». Луиза Кипчак лифчиком завязала Куприянову глаза. Сама же, жеманно изгибаясь, перемещалась по комнате, издавая призывные курлыканья. Куприянов с разбегу должен был по звуку отыскать ее и вонзиться. Это удавалось далеко не всегда. Неудачник напоминал корабль, ведомый ослепшим капитаном. Врезался бушпритом то в стену, то в зеркало, то в накрытый яствами стол, сметая мощным, окованным медью тараном жареных куропаток, рыбный балык и заливное. Луиза Кипчак только смеялась, продолжая ускользать от ослепленного циклопа, лишь изредка, играя в поддавки, позволяла овладеть собой. Следующая игра называлась «Подушечка». Луиза укладывалась на спину в вольной позе, закрывая свои бриллиантовые россыпи пуховой подушкой. Куприянов же, демонстрируя свирепую страсть, должен был пробиться к ее бриллиантам через подушку, пронзить яростной и огненной силой. Подушка рвалась, из нее сыпался пух, а Луиза Кипчак оставалась неуязвимой. Третья игра называлась: «Хрустальные подвески». Куприянов повисал на хрустальной люстре. Луиза Кипчак, держа его за мощный выступ, начинала раскручивать. Он крутился, люстра сверкала хрусталями, превращалась в сжатую пружину. Луиза Кипчак отпускала Куприянова. Тот начинал бешено вращаться в обратную сторону, мелькая своим ятаганом. Луиза подносила к нему бокалы, радуясь тому, как ятаган ударяет в бокал, переламывая хрустальные ножки. Еще одна, небезопасная игра называлась «Утюг». Изделие фирмы «Тефаль» включалось в розетку и подкладывалось под спину лежащего Куприянова. Сверху усаживалась Луиза Кипчак, предлагая поверженному другу, с накаляемым под спиной утюгом, добиться экстатического взрыва раньше, чем утюг сожжет спину. Куприянов торопился что было мочи. Утюг нестерпимо раскалялся. Коварная Луиза Кипчак всячески препятствовала естественному ходу событий, пока наконец чудо не совершалось. Куприянов с животным ревом вскакивал, фонтанируя, словно петергофский «Самсон», а на спине его дымился пахнущий грилем утюг.

Эти сюжеты вызвали у Франца Малютки, род по* мешательства. Он разбежался и ударился головой о стену. Затем стал грызть свой громадный волосатый кулак, стачивая его до кости. Пытался покончить с собой, кольнув себя вилкой под сердце. В конце концов у него случился микроинсульт, и он затих на кровати с мокрым полотенцем на лбу.

На экране одно зрелище сменялось другим. Неутомимая в затеях, игривая в проявлениях, склонная к познанию Луиза Кипчак попросила Куприянова:

— Аркаша, милый, ты так трогательно рассказывал о своей первой любви к девушке-попугайчику Сити, с такой болью поведал о ее безвременной кончине, что мне захотелось узнать, как проходила ваша первая и последняя брачная ночь.

— Уверена, что тебе хочется знать?

— Все, что связано с тобой, мне дорого бесконечно.

— Тогда смотри.

Куприянов прошел в ванную. Принес оттуда бутыль с шампунем. Стал выдавливать клейкую жидкость на плечи, спину, грудь, ягодицы Луизы Кипчак. Взял подушку, уже изрядно порванную во время любовного аттракциона. Еще больше ее разодрал, вытряхнул перья и обвалял ими Луизу Кипчак. Перья и пух прилипли к шампуню, и женщина стала похожа на птицу. Куприянов обошел ее сзади, с силой нагнул и вошел в нее. Женщина вскрикнула, стала махать руками. Было похоже, что это птица старается взлететь и не может — напрягает пернатую гузку, трясет хохолком. Куприянов сотворял с ней то, что выдержит не всякая пернатая. При этом общипывал ее перья, клевал в затылок, пока женщина-птица не упала бездыханной на пол. Он перенес ее на кровать, лег рядом, и оба забылись. Последним был уже известный Есаулу кадр — спящий Куприянов, обклеенная перьями Луиза Кипчак, ее чуть раздвинутые ягодицы, среди которых сладко дремал пушной зверек-ласка.