Борис Евсеев - Юрод

Финтифирюльки... Финти... Фи... Ты, паря, шибко интеллигентный. Хотя, может, это и ничего. Был в свое время даже князь-юрод... Сам царь в монастырь некий приехал однажды... Глядь, а князь этот в юродах на паперти обретается... - "Личность эта нам знакомая... - сказал царь игумену. Поберегите мне его..." И поберегли...

Но это потом, потом расскажу... Завтра... Так что до завтрева, до завтрева...

*** Тихой серой мышью Ной Янович Академ перешмыгнул больничный двор.

Уже несколько дней он содержался Хосяком в палате №30-01. За пределы отделения Академа больше не выпускали.

Ной Янович перешмыгнул двор и вонзился морщинистым и сухоньким, как щепка, удивительно живым и подвижным тельцем в густой кисельно-белый воздух 3-го медикаментозного.

Он на секунду лишь задержался в дверях: прикидывая, чем бы сейчас призаняться:

погонять по туалету Рубика или поклянчить витаминов у молоденькой ординаторши-практикантки. И ребячье сознаньице Ноя Яновича, годное ныне лишь для недолгих и несложных мыслительных операций, тоже на миг замерло, как замирает маленький шарик ртути из разбитого градусника на краю стола.

Как раз в этот миг, миг замиранья и несложных размышлений, на шею Ною Яновичу опустилась чья-то рука. Он был дерзко и нагло ухвачен за шкирку, поднят в воздух и все никак не мог повернуть назад свою коричневую от бессмертной старости мордашку, чтобы разглядеть обидчика. Крик "Ратуйте!", уже готовый сорваться с рудиментарно-раздвоенного языка, к языку этому словно бы и присох: обидчик сам развернул к себе обижаемого - на Академа внимательно, с медицинским прицелом и прищуром глядел заведующий 3-м отделением.

- Вы меня как-то в последние дни избегаете, Ной Янович... И это весьма печально.

Кто же прячется в туалете? А под солярами зачем целый день сидеть? Дни-то еще погожие...

- Имшш... мшш...

- Да не шипите вы. Я понимаю: вися в воздухе, отвечать не очень-то удобно. Но что поделаешь. Сами виноваты.

- Эмм... ффсс...

- Да вы и не говорите ничего. Вы, Ной Янович, только головкой вашей рахитической в ответ на вопросы мои кивайте: да или нет. Вопросы-то давно назрели. Итак, вопрос первый: вы в последние дни много общались с этим отвратительным изготовителем ядов, с Воротынцевым. В палату инсулиновую зачем-то заскакивали.

Он что, собирался и через вас какие-то писульки на волю передать? Да или нет?

Ной Янович, только что готовившийся дурашливо, может, даже на коленях, выпрашивать витамины, молчал, голову держал ровно и прямо.

- Так. Ясно. Перехватим покруче.

Хосяк, одной рукой свободно удерживавший Ноя за шкирку, поднял его к самому своему лицу:

- Я тебя сейчас вверх ногами у себя в кабинете подвешу. И лекарства вводить буду. Знаешь, куда? У тебя что в трусах, гнида? А в карманах? Ну, говори:

передавал Воротынцев что-то за стены больницы? Кивком: да или нет?

Ной Янович продолжал вылупленными глазами бессмысленно и тускло глядеть мимо Хосяка, глядеть в одному ему видную вечность.

- Ну, тогда все. Зажился ты на этом свете. Помрешь, а с нас никто и не спросит.

Возраст! Тебе лет сколько? Девяносто с хвостиком. Воротынцеву пятьдесят было. А помер, бедняга, без звука. Он ведь тоже, дурачок, не все понимал...

Академ в руках у Хосяка дернулся, попытался что-то крикнуть.

- Да не хрипи ты, Ной Янович, сделай милость! Все равно ведь никто не услышит. А услышит... Защитников у тебя тут нет. Кроме меня, конечно, кроме меня. А то ведь, не дай Бог, Полкаш с Цыганом про художества твои узнают. Что тогда? Они ведь очень неинтеллигентные люди. Очень!

Хосяк еще на сантиметр приблизил к себе Академову мордашку. И тот, не выдержав концентрированного и направленного взгляда, прикрыл наконец веками слезящиеся, в желтых пятнышках глаза, как бы давая понять: он ответит.

- Так-то лучше. Ну-с, стало быть, еще один вопрос. Последний. Но по существу. Вы жить хотите? Отвечайте, и кончим разговор.

Ной Янович привык жить. Привычка эта была крепкой, была неизбывной. Вопрос Хосяка был дурацкий. И сам Хосяк, по мнению Ноя Яновича, был круглый дурак, имбецил. Кто же спрашивает о жизни? Но на всякий случай, чтобы больше этого кретина не сердить, Ной Янович бешено закивал вверх-вниз головой: да-да-да!

- Ну, тогда шагом марш ко мне в кабинет! Остальное там договорим.

Хосяк легонько опустил безвесное тельце на пол, при этом тельце в воздухе изящно развернул, задав ему нужные направление и скорость.

Ной Янович упал на четвереньки и сначала так, на четвереньках, на второй этаж и побежал. При этом он даже тихо порскнул от смеха, так это новое положение ему понравилось. Но потом, вспомнив о зловредном шутнике, оставшемся у него за спиной, быстро встал на ноги и степенно, как ему казалось, соблюдая достоинство, присущее всем докторам наук, - засеменил наверх.