Лев Кассиль - Вратарь Республики

Началась весна. И как знак новой экономической политики, как первое доказательство нэпа, открылась на Немецкой кондитерская с настоящими, давно невиданными пирожными, сдобами, слойками.

Антон и Карасик никогда не ходили по той стороне улицы и стойко отворачивались, когда им приходилось быть поблизости от соблазнительной витрины. Иногда, в праздник, друзья устраивали роскошный ужин. Они покупали в складчину белую булку, разрезали ее пополам и медленно съедали, совершенно счастливые.

Саратов давно славился своим пристрастием не только к французской борьбе, но и к музыке. Это один из самых музыкальных городов в стране. Концертанты всего мира знают это.

Весной открылся городской парк «Липки». В уцелевших садах закипела сирень, распахнулись окна, и чуть ли не из каждого открытого окна понеслись экзерсисы и гаммы. В тенистых улицах с развороченными тротуарами стало звучно и разноголосо, как в коридоре консерватории, что на углу Никольской и Немецкой. Под сенью «Липок» тихо миловались влюбленные. Полая вода укоротила взвозы. Пристани теперь жались к самым домам. У пристаней закричали первые пароходы. Как истые волжане, Антон и Карасик все свободное время толкались на берегу. Берег был загажен мешочниками, вонью тянуло из разрушенных пакгаузов. Но Волга оставалась Волгой, всегда новой, не знающей застоя, просторно текущей. И вода была большой, прекрасной водой.

Пароходы ходили не по расписанию и с новыми именами, но голоса у них были знакомые с детства, И друзьям было приятно узнавать старых горластых подфрантившихся знакомцев, заимевших новые паспорта, И Антон и Женя могли рассказать всю родословную каждого парохода. Им были известны все победы, подвиги и судьбы пароходов. С горечью узнавали они о гибели судов — взорванных, сожженных, потопленных.

Волга в тот вечерний час то розовела, то подергивалась опаловой поволокой, бесконечно широкая, поглотившая берега, выливающаяся из-за горизонта и за горизонт заплывающая.

По краю откоса шли четыре захмелевших цыгана, неправдоподобно живописные. Они шли, обнявшись, к взвозу. Шаровары черного бархата были на них. Скрипели сапоги на неверных ногах. Белые рубахи были выпущены из-под ковровых жилеток. Смоляные бороды горели зеленым, бронзовым огнем, курчавые волосы над медными шеями искрились радужным блеском, прохваченные лучами низкого солнца. Жгучий цыганский глаз косил по сторонам. Воздух вокруг них был оранжевый, плотный, как на старых картинах.

— Фу ты, черт! — залюбовался Антон. — Знатно ступают, фасону сколько. Вот вольная жизнь!

— Завидуешь? — колко спросил Карасик.

— Причем тут завидуешь, полюбоваться нельзя?

Он помолчал.

— А если и завидую, так что? — спросил он. — Я в душе сам, может, шатущий. Отцов дед цыганил, с табором ходил. Симпатия там у него, что ли, завелась. Фамилию даже новую взял. Вот наша фамилия и пошла чудная такая.

Но все это — и тона, положенные на стены закатом, и Волга, и цыгане, вольно вступающие в город, — все это было так торжественно и тревожно, что друзья замолчали в странном предчувствии каких-то событий. Кто видел такие закаты на Волге, тот знает это странное ожидание, тот испытывал непонятное разочарование, когда вот солнце село и ничего не произошло… На этот раз ожидания не обманули. Приятели увидели девушку, сидевшую на скамейке у края откоса. Не сговариваясь, оба нашли ее прекрасной. Да и могла разве в такой вечер появиться обыкновенная девушка!

Девушка сидела и читала. Ее косы, толстые, как пристанские канаты, лежали у нее на коленях. Время от времени она перебирала их, словно четки. Антон и Женя, беспрерывно подталкивая друг друга локтями в бок, осторожненько присели на кончик скамейки. Антон подтолкнул локтем Карасика в бок и начал:

— Пер-Бако!..

Но острый локоть Карасика вонзился ему под ребро так, что он чуть не охнул.

— Мы вам не препятствуем? — вежливо спросил Антон.

— Нет.

Молчание.

— Извиняюсь, — решительно начал Антон, — это не вы случайно вчера были в «Гранд-Мишеле» на картине «Серая тень», четвертая серия?

— Нет.

— Тогда, извиняюсь, обознался. А в «Зеркале жизни» на «Человеке без имени»?

— Нет.

— А на юбилее Слонова [12]тоже нет?..

Этими расспросами достигались сразу две цели — знакомство и сообщение о своем светском, широком образе жизни.

— Тогда извиняюсь… Удивительное, понимаешь, Женька, сходство!

— Да, есть некоторое, — сказал Карасик. — Не так уж, конечно. У той глаза разве такие?