Аркадий Драгомощенко: Имя речи - Пенелопа

Аркадий Драгомощенко

ИМЯ РЕЧИ - ПЕНЕЛОПА

Тогда друзья познают содружества. Их священный знак нанесен на Речь.

Гимны Ригведы, Х, 71 "Познание"

Я съел все, что вы просили, а теперь дайте мне то, что я заказывал.

В. Соснора.

Ведьме не удалось одолеть притяжение этой земли. Темными парусами со Средиземного моря шел вечер. Музей притягивал: он был сложен из стеклянных кубов магнитного жара, в которых ничком распласталось, многократ отраженное в зрачках посетителей, прелестное существо воздушных рытвин. Простота завоевывала сложность, как гребень волосы женщины.

Она едва дышала. Она была красива, но ее дело было плохо, как и любой восковой персоны. На щиколотке размеренно билась лазурная жилка. Жилку пробовали пальцем ? по очереди все, в смокингах и в свитерах, опускаясь на колени, корточки.

В саду, клубясь над головами мускусом, ныла густая музыка, извлекаемая из инструментов тремя, вознесенными на помосты, гигантами, о которых уместней промолчать. Парад музыкальных машин, управляемых культуристами, был под стать параду Сати на полотнах Руссо Таможенника. Старый Порт еще был относительно жив.

Я позволю себе упомянуть лишь велосипед без заднего колеса ? сладостная камедь Амати лилась из фанерных громкоговорителей. Голова Александра Скидана горела факелом Кассиской земли, его волосы звенели от морской соли. В 4:30 какого-то утра, стоя у окна номера в Астории он недоуменно воскликнет: "Бог мой, что же это! Всю ночь говорить о Бунине?!" Черный борец в полосатом трико, меланхолично вращавший жернов велосипедной гармонии, остановил движение ноги: звон волос Александра перерастал музыку и орлиный женский клекот. Мы слышали, однажды в садах Гесперид эта музыка приснилась Жану Клоду Ганье. Арифметикой сфер, колес и дельтовидных мышц управлял Дик Офринга. Они нашли кратчайший, "шелковый" путь следования музыки из телесного средоточия. Тело оказывалось технологией-луковицей, с которой пелена за пеленой сматывались законы чисел. Текст-тело-луковица-Барт. Мне кажется, что человек может написать в своей жизни столько же стихотворений, сколько позволит пространство его тела. Свет, соль, молчание и время ? лучшие мастера татуировок. Ночь ? колер, которому должно переливаться под кожей, опускаясь к атомам крови и хромосомам.

Женщины побережья (еще несколько минут назад) лениво следили за нашим многослойным блужданием в толщах вод. Ольга Флоренская, прикрыв глаза рукой, спала на глубине 8 футов. Ацетиленовые актинии расчесывали ей ресницы. Вращая, течение тихо тащило меня к берегу, где среди гудящих, натянутых, как тетива, пиний и кувшинов скал в стакане стояло вино. Иных море одевало в многокрылую хвою и зеркальную чешую йода. Женщины не нуждались в одежде. Усилие не протянуть ладонь к их груди обретало определенную значимость. Сухость становилась поводырем речи в полдень. Шесть лет тому в Ленинграде Анри Делюи, выставя перед собой палец, говорил о ничтожестве сюрреализма. Я его понимал. Бессознательное ? есть только более или менее сложная сеть следов оставленных работой языка. Описание этих следов является репрезентацией того, что уже было представлено. Бессознательное реально в той же степени, что и реальность, которая ежемгновенно ткется волей, желанием, речью. Но имя речи ? Пенелопа. Поэзия обречена всегда начинать с начала. В этом заключена ее бесконечность желания. Даже сны языка ? поражение, залегающее в каждом импульсе его преодолеть. Шесть лет спустя я нашел фотографию Анри Делюи в книге о Балларе, в книге о их молодости и баснословных временах. В журнале Аксьон Поэтик, полученном сегодня, я нашел стихотворения Жан Жака Витона, Жульена Блэна.... Этой же весной в Нью Йорке Лин Хеджинян, не в силах сдержать счастливый смех, рассказывала о недавней своей поездке в Марсель. Эммануэль Понсар встречал ее в аэропорту. Последовало приглашение на апперетив, за ним еще одно.... В полдень последовало предложение повторить апперетив. Спустя час, сказала Лин, я услышала, как говорю о необходимости выпить еще один апперетив. Солнце шло долу. Нас становилось больше. Я не заметила, как началось чтение.

Все эти имена я привел лишь с одной целью ? я хочу сравнить нашу теперь общую жизнь, жизнь поэтов из России, Франции, Калифорнии, Испании, Китая... etc. ? со сложнейшей капиллярной системой, в которой циркулирует возможно всего-навсего единственный смысл. Сокрытый в нескончаемом смещении, диффузии, перетекании, он тем не менее излучает нескончаемое число значений, образуя странной сложности и притягательности узоры, которые разум с полным на то основанием считает лишь возможностями иных и иных отношений.