Чжан Сянлян - Мимоза

В толпе засмеялись. Я не понял значения этого «кафэйлэ» и решил, что это какое-нибудь непристойное ругательство. Его угрозы встревожили меня, опять подбирался страх. Надо заставить его замолчать, во что бы то ни стало. И вопреки здравому смыслу я вдруг заорал:

— Знаю, почему ты точно бешеный пес яришься! Я вчера видел, как ты воруешь!

Расчет оказался ложным — он не только не заткнулся, но буквально затрясся от злобы. Протянул ко мне руку, губы его кривились, словно он творил заклятье. Замер на мгновение, а потом издал яростный вопль:

— Медвежий потрох! Кафэйлэ, дусымань! [17] Китайская транскрипция персидского слова «враг» (ср. — душман). Хватит брюхо набивать, ослиная морда! Пущу тебе сегодня кровь!

Теперь он почти визжал и, казалось, вот-вот сорвет голос. Он отшвырнул кнут, бросился ко мне и обеими руками ухватился за ворот моей куртки. Потом вздернул меня на воздух, раскрутил и метнул, словно дохлую курицу, прямо на кучу навоза.

Такого я не ждал, думал, он отделает меня кнутом. В толпе никто не шевельнулся, никто, даже бригадир, не попытался остановить расправу; им было неизвестно, что он вытворял по дороге. Теперь я был жалок до крайности — весь в глине и навозе, ровно дурачок деревенский, извозившийся в грязи. Несколько секунд я, лежа на навозной куче, переводил дух. Голова шла кругом, разум помутился. Я слышал смех равнодушных зрителей, видел зловещий блеск в глазах Хай Сиси. Но ярость переполняла меня, и во мне возникло совершенно особое возбуждение — такое испытывает человек, впервые видящий море, о котором давно мечтал, он, широко раскинув руки, самозабвенно бросается в воду и плывет, плывет... «Ну же,— твердил я себе, — давай!»

Я решился. Подобравшись, я перекатился туда, где лежали брошенные мною вилы, схватил их и встал. Броситься в море! Броситься! Я собрал все силы, прыгнул — вот он, случай! — и метнул. Вилы со свистом, словно копье, полетели в его сторону.

Раздался общий вздох. Хай Сиси сумел увернуться. Вилы вонзились в стену конюшни и, прочертив четыре ярких дорожки по глиняной поверхности, со звоном упали на землю.

Послышались одобрительные возгласы; в глазах Хай Сиси билась тревога. Я не попал, но сам поступок придал мне смелости. Броситься в море! Очертя голову! Рвануть к стене, схватить вилы и повторить попытку!

Он и помыслить не мог, что я брошусь на него с такой яростью. Растерянный, он стоял у стены, покорно ожидая, пока я повторю удар. Вилы зацепили бедро, он схватился за рукоять и застыл, не зная, что делать. Левой ногой я вмазал ему в пах.

Застонав, он наклонил голову, согнулся, словно пытался увидеть, куда я ударил его. Потом выпрямился со сверкающим взором, с дикарским блеском в глазах, лицо искажено гневом. В одной руке мои вилы, другая — растопыренная пятерня — напоминает когтистую лапу орла. Экая громадина! Меня охватила паника, сейчас он ударит меня, сейчас.

Нас обступили:

— Хватит вам! Ты его швырнул, он тебе врезал — вы квиты!

— Ты, чертов хренодуй! Он же ученый, пропасть иероглифов знает, тебе столько отродясь не выучить! Чего вяжешься к нему!

— Сам нарывался! Мог бы и помочь ему грузить...

— Ладно, кончайте!

Важно было, что скажет бригадир — у него и авторитет и власть. Одной рукой он указал на Хай Сиси, держа другую за спиной, точно прятал какое-то могучее оружие; потом заговорил — так бранят ребенка:

— Что-то ты сегодня разошелся, стервец! Гляжу — разошелся!..

Хай Сиси злобно уставился на бригадира. Перевел свой пылающий взор на меня, все еще продолжая тянуть к себе вилы. Я отпустил, не дожидаясь, пока он пересилит. Сжав зубы и крякнув, он зашвырнул добычу куда-то в поднебесье. Непрестанно вертясь в воздухе, вилы описали гигантскую дугу и грохнулись оземь, угодив в дальнюю канаву.

Все облегченно вздохнули. Кто-то поднял мою ватную шапку. Ее надорванные уши напоминали бессильно поникшие крылья дохлой вороны. Какой-то парнишка со смехом водрузил эту «дохлую ворону» мне на голову и ободряюще прихлопнул ее сверху, чтобы сидела плотнее. Только теперь у меня достало духу оглядеться. Не знаю, что подумала о случившемся Мимоза; повернувшись ко всем спиной, она направилась прямиком к канаве. Мои «друзья-приятели» держали нейтралитет. Сгрудившись возле навозной кучи, они с интересом наблюдали за происходящим.

Теперь я уже не мог ехать с Хай Сиси подручным. На мое место бригадир поставил Начальника, а мне велел вернуться к Дохлой Собаке. Начальник наотрез отказался. Хай Сиси поплевал на ладони, поднял свою лопату и рявкнул: