Илья Крупник - Струна [сборник]

«Праправнучка?… Предки… Сколько же ей? Почему они предки… – В голове у меня мешалось. – И кто ж тогда Вероника Степановна…»

Наутро – уже дома – Гриша взахлеб начал рассказывать про этих язычников, ряженых, что славили белого барашка у костра, про их диковинные одежды, какие, считалось, тут были тысячу – больше! – лет назад, и про то, как священник плевался на анафемские (выговорил Гриша) танцы!

Я слушал Гришу и думал: для него, конечно, все это игры, но отчего я потерял сознание?…

В общем, в конце концов я отправился в середине дня на почту. Не столько звонить, сколько, может, выясню по дороге поточней подробности.

У дверей почты стоял почему-то как охранник Иннокентий Демьянович в папахе, в казачьей форме, с шашкой и револьвером в кобуре.

Я поздоровался, хотел спросить, но он кивнул хмуро и отвернулся.

Я толкнул дверь. Алиса в окошке не подняла головы. Капора у нее на голове не было и обычное на ней платье. А за столиком для писания писем сидел Саша-милиционер с автоматом.

– Я позвонить… – вопросительно начал я, но Алиса не отвечала, а Саша, отводя глаза, сказал, что линия не работает.

Несолоно хлебавши я вышел вон, так и не уяснив – то ли охраняют они Алису, то ли ее сторожат.

Я не прошел и нескольких шагов, обернулся и увидел, как из дверей почты выглянул Саша, что-то сказал атаману.

Иннокентий кивнул согласно, взял за руль стоявший у стенки велосипед, сел в седло с разгона и покатил, крутя педали.

Но велосипед встал внезапно на дыбы и, как всадника с лошади, сбросил на землю атамана. Иннокентий мешком повалился, гремя шашкой, папаха его отлетела, а тоненький велосипед утвердился опять на двух колесах и, набирая скорость, поехал дальше по улице.

Я смотрел ему вслед, люди шарахались от него в стороны, к заборам, а возле меня мимо пробежал Саша-милиционер, придерживая автомат. И я тоже увидел, что велосипед, забавляясь уже, начал наезжать на прохожих.

– Стой! – закричал ему Саша, догоняя. – Стой!

Но велосипед, так же играя, боднул колесом какую-то тетку, она отскочила, и тогда Саша с ходу выпустил в него грохочущую очередь из автомата.

Когда я подошел к столпившимся людям, велосипед лежал на боку, резина на колесах у него была разорвана пулями, цепь и спицы перебиты, только крутилась еще, замирая постепенно, ребристая педаль.

Иннокентий без папахи молча стоял, опустив голову, над ним. Все люди кругом посматривали на него с явным сочувствием, а в стороне понуро переминался Саша.

Дня через два я услышал, что это не такой уж исключительный факт. А Магницкий даже рассказал, что у Василинова вчера уехал трактор. То есть он не совсем уехал, а когда стал он уже валить ограду, брат Василинова, младший, его расстрелял из старого гранатомета.

Но я, как человек понимающий, думаю, – во-первых, какой там еще гранатомет, во-вторых, что у этого трактора просто заклинило коробку передач.

Однако известно всем: где понимающий пройдет сухой, дураку по пояс. Потому что исподволь стали распространяться совсем мракобесные слухи, что это все наговор.

Среди ночи я проснулся от голосов. Разговаривали двое. Один голос сонный, невнятный, это Гриша. Топчан его неподалеку, но Гриша никогда раньше не говорил во сне. Второй голос подальше, незнакомый.

Я привстал, включил, наконец, на столике лампу.

Не было никого. Сын лежал под одеялом на боку, отвернувшись к стене.

Я потушил свет и стал прислушиваться. Звуков не было. Почудилось наверняка. Но подумал, засыпая в конце концов: а ведь и второй голос был мне знаком.

Понятно, что спрашивать Гришу наутро было нелепо, я и не стал спрашивать.

Но вот что огорчило меня, совсем другое. Начал я бриться, нагнулся перед зеркалом, глядя на заспанную свою физиономию, и понял, что не только не помолодел, а вроде наоборот. Конечно, я-то не женщина и не старик вовсе, но все же обидно как-то, когда кругом все молодеют.

Однако чепуха эта вылетела из головы тут же, когда вышел на улицу и от Вероники Степановны, стоявшей у своей калитки, услышал, что ночью церковь посетили клюквенники.

Я слушал, не перебивая, взволнованный рассказ о ночном осквернении клюквенниками и наконец-то понял, что так называли в старину церковных воров.

Правда, эти не столько унесли, сколько испоганили, но ясно стало, что прежде всего Веронику Степановну беспокоят наветы. То есть наветы возможные на ее чересчур самостоятельную Алису.

Ибо это она, Алиса, когда закрыли школу организовала из таких же неприкаянных сообщество активных любителей древнейшей истории, и это они танцевали у костра, и это с ними давно враждовал священник. Сейчас почта была заперта, Алисы не было.