Мартин Сутер - Лила, Лила

– Интересно, давно ли они вместе? – спросила Мари.

– Наверняка лет тридцать – сорок.

– И до сих пор разговаривают друг с другом.

– Мы тоже будем разговаривать, – сказал Давид.

Мари обхватила его за талию, притянула к себе.

По маленькой дамбе они перешли на другой берег. «Купаться запрещено! Опасно для жизни!» – предупреждала красная надпись на белой табличке. Облокотясь на парапет, оба минуту-другую смотрели на буроватую пену у выхода из шлюза. Что-то голубое – не то куртка, не то пуловер – вынырнуло из водоворота, мгновение плясало на поверхности и опять ушло в глубину.

– Пойдем отсюда, – попросила Мари.

На том берегу они зашагали вверх по течению, в сторону города. Миновали несколько мелких садовых участков и дощатое здание гребного клуба, в котором, наверно, состояли давешние каноисты. За длинным деревянным столом сидели по-летнему легко одетые люди, тоже члены клуба. Какой-то дядька цедил пиво из небольшого алюминиевого бочонка. Пахло жареными сардельками.

– Сейчас хлынет! – крикнул кто-то, и в ту же секунду на пыльный асфальт прибрежной дорожки упали первые тяжелые капли. Давид и Мари припустили бегом.

Сначала Давид хотел бежать в умеренном, ровном темпе. Но Мари летела стрелой. Бежала не как девчонка, а длинным, широким шагом. Давид догнал ее уже у входа в летний ресторанчик. Они едва успели занять столик под крышей, как туда же устремился народ из сада, спасая от дождя самих себя, бокалы, бутылки и тарелки.

– Не знал, что ты так здорово бегаешь, – тяжело дыша, выдавил Давид.

– Ты еще многого не знаешь. – Мари тоже запыхалась. Мокрые волосы облепили голову, щеки разрумянились от напряжения. До чего же красивая! – подумал Давид и взял ее за руку.

– Но хочу узнать все.

– Все?

– Все.

– Это долгая песня.

– Тем лучше.

Мари улыбнулась.

– Я тоже хочу узнать все.

– Опять же долгая песня.

– Тогда давай начнем прямо сейчас. Без секретов?

– Без.

Оба замолчали.

Давид раздумывал, с чего бы начать, а к столику между тем подошел официант – принять заказ.

Мари выбрала гоголь-моголь.

Давид тоже.

Когда официант удалился, Мари сказала:

– В честь Лилы и Петера. Без них мы бы тут не сидели.

Этой фразы было достаточно, чтобы Давид отступился от своего намерения.

Вот так Давид с Мари провели тот день, когда вышла рецензия в «Републик ам зонтаг».

С пяти до полшестого Джекки мог единолично хозяйничать в умывальной. И, пока остальные не начали кашлять, он на цыпочках выскользнул из комнаты.

Если б кто спросил, какие ассоциации вызывает у него словосочетание «мужской приют», он бы сказал – «кашель». Засыпаешь под кашель соседей по комнате, просыпаешься от их кашля и завтракаешь под него же.

Джекки радовался всякий раз, когда просыпался раньше других. И не только из-за кашля. Тогда он мог выбрать самую чистую из туалетных кабинок, разделенных низкими, не выше колена, перегородками, и спокойно справить нужду, не раздражаясь на посторонние шумы и запахи. Мог побриться и почистить зубы, не испытывая необходимости отводить взгляд от мокроты соседа по умывальнику. А главное, мог принять горячий душ. Ведь мужской приют «Санкт-Иозеф» был построен, когда обитатели мужских приютов принимали душ редко и столитрового бойлера было вполне достаточно.

Джекки принимал душ ежедневно. Жить в приюте и без того паршиво, не хватало только еще и выглядеть по-приютски. Он регулярно пользовался и услугой приюта по стирке белья. И поддерживал добрые отношения с мадам Ковачич, которая давала ему утюг.

Гладить рубашки Джекки умел. Всю жизнь носил отутюженные рубашки, хотя и не всегда имел деньги на прачечную. Или на слугу-боя, как в добрые времена в Нигерии, Кении или Родезии.

Брился он перед зеркалом у любимого своего умывальника, возле окна. Правда, в сентябре в этакую рань сквозь матовое стекло проникало мало света, зато он мог открыть окно и впустить свежий воздух – весьма дефицитный товар в приюте.

Джекки предпочитал бриться по старинке, опасной бритвой. Любил прикосновение помазка и запах мыла. И до сих пор ему нравилось высвобождать из мыльной пены лицо Якоба Штоккера по прозвищу Джекки. Хотя был он уже довольно стар и, чтобы натянуть кожу, пальцев требовалось все больше.

Однако в такие утра, как нынешнее, Джекки выглядел вполне презентабельно. Вечер накануне прошел тихо-спокойно. Он не хлестал все подряд, пил только красное вино, и не самое плохое. Оплаченное новыми знакомцами из ресторана «Мендризио». После этого даже три пивка на посошок в вокзальном буфете никак не могли ему повредить.