Роберт Менассе - Изгнание из ада

— Коммерсантом. Не смешите меня. Мама формально сделала его своим компаньоном в лавке, так он мигом записал себя в паспорте коммерсантом. А сам целыми днями рыбу удил и вечерами в трактире торчал. Кусочка масла не продал, только сейчас впервые в жизни и взялся продавать — загнал мамину лавку да родительский дом! Купец-продавец! — Викторова мама.

Втроем в маленькой двухкомнатной квартире стало тесновато.

Бабуля была женщина крепкая, энергичная. Ни в комнате, ни в квартире мимо нее так просто не пройдешь. Фигурой она походила на шкаф, с могучим бюстом, являвшим собою самую солидную и выдающуюся часть тела. Это вам не пустяк. Из такой груди и гром грянуть может. Опирался сей массивный четырехугольник на пару тонких жилистых ног, которые находились в непрерывном движении, а если бабуля сидела, в любую минуту готовы были привести ее в вертикальное положение. Бабуля сидела возле кафельной печки, штопала носки, Виктор делал за столом уроки, но как только вставал, собираясь сходить в туалет, бабуля тотчас вырастала перед ним:

— Тебе что-нибудь нужно, Кукленыш?

Это действовало на нервы. А совсем особь статья — бабулины волосы. Она гордилась, что «отродясь» их не стригла. Искусно заплетала и укладывала в высокую прическу; Виктор то и дело находил потерянные ею шпильки, подбирал их, а накопив этак с десяток, возвращал ей. Когда бабуля расчесывала волосы, разыгрывалось целое представление. Как она откидывала голову, перебрасывая волосы вперед, сперва на правое, потом на левое плечо, как двигались ее руки, причесывая волосы щеткой, как ее лицо исчезало под волосами и появлялось вновь — все это стало для Виктора воплощением чего-то пока неведомого в полноте значений, вариантов и эквивалентов.

Ванная была сплошь увешана предметами одежды, которых он никогда раньше не видел — обыкновенно их не видит никто — и названия которых узнал от бабули: грация, пояс для чулок, бюстгальтер, все розовое (нет, сказала бабуля, это телесный цвет!); ванная, увешанная этими телесного цвета торсами, походила на мясную лавку, но в остальном в квартире действительно царил порядок. Один из четырех чемоданов полнился ароматами чистящих средств и полиролей из ассортимента ее мелочной лавки — для туалета, для кухни, для мягкой мебели, для деревянных поверхностей и для пола. Мама, экономившая каждый грош и оттого всецело полагавшаяся на воду и ядровое мыло, таких вещей не покупала. Только теперь это сделалось заметно. Оказывается, существовала жизнь, которая хорошо пахла. Да и теснота особо не чувствовалась: мама почти не бывала дома, во всяком случае, пока Виктор не спал. «Молодая она», — пожимая плечами, говорила бабуля. Когда бабушка вдруг поселилась у них, маме было едва за тридцать. И она ответила на это попытками убежать, и снова никто ее не понял: она вдруг прослыла легкомысленной и безответственной.

Однако скоро в маленькой квартирке стало тесно по-настоящему. Привезли картонные коробки. Десятки, сотни коробок, сперва их складывали штабелями в передней, а когда там остался лишь узенький проход, — в гостиной. Когда же в гостиной воцарились сумерки, потому что одно из двух окон оказалось заставлено до потолка, новые пришлось складывать в спальне. Как только появились люди с коробками, Виктор получил от бабули мороженое, лизал лакомство и с любопытством наблюдал за происходящим, в ту пору он еще не стремился понять мир.

Среди ночи его разбудили пронзительные крики. Пришла домой мама. Заспанный, он выбежал из спальни, налетел на коробки, ощупью пробрался до пустого пространства, где стояла мама и кричала на бабушку.

— Это временно, — твердила бабуля, — временно! У Эриха пока нет склада, и поэтому…

— Пусть и складывает все в собственной квартире!

— Он и складывает. Но там слишком мало места. Все заставил. А где-то ведь надо…

— Я этого не выдержу. Что это вообще?

Мама начала вскрывать коробку, получалось плохо, из-за клейкой ленты и скрепок.

— Книгодержатели! — сказала бабуля.

— Книгодержатели? В этих коробках книгодержатели? Их трупы, или как?

Голос у мамы стал до того пронзительным, что Виктор решил тихонько вернуться в спальню.

Дядя Эрих всегда мечтал иметь «сподручное» генеральное представительство, к примеру от «Кока-колы». Тогда можно спокойненько сесть рядышком со своим капиталом и послушать, как он работает. «Люди пьют кока-колу, тут не ошибешься». Вот это он и называл «сподручное представительство». Кока-колу уже кто-то перехватил, и он стал искать другой «сподручный продукт». Напечатал в газете объявление: «Фирма, специализирующаяся на генеральных представительствах, имеет свободные ресурсы».