Андрей Рубанов: Готовься к войне

— Дело не в старании, — сказал он. — А в понимании принципов. Я тут хозяин. И свое дело организовал в соответствии с правилами, которым следую с детства. Каждый в этом банке работает столько, сколько хочет. У всех семичасовой рабочий день, но если кто-то управляется со своими обязанностями, например, за пять часов — пусть гуляет. Справа за углом фитнес-клуб, слева — ресторан…

Проговаривая фразы, Знаев вдруг почувствовал, что совершенно не задумывается над их смыслом, а думает только о том, что ему хочется подойти и дотронуться. До предплечья. Или до щеки. Убедиться, что рыжая Алиса — реальность.

Кое-как совладав с собой, он поднял вверх ладони. Типа: «добро пожаловать в семью».

— В общем, я надеюсь, у нас все получится… Это все… Спасибо… Я вас не задерживаю…

— Когда меня научат? — вдруг спросила девушка.

— Чему?

— Ну… За два часа делать работу целого дня?

Знаев развеселился. Я в банкиры бы пошел, пусть меня научат. Интересно, помнит ли это милое создание хоть одну строку из великого пролетарского поэта? Сколько ей — двадцать два? двадцать три? У них же, современных, все неинтересно было. Они не носили красных галстуков.

— Не беспокойтесь, Алиса, — заверил он и посмотрел на часы, — вас научат. — Не удержался и добавил: — Я лично прослежу.

Она хорошо ушла. Как будто поспешила вернуться к своим. К ангелам, нимфам, к жизнерадостным ведьмам. Сделала шаг вроде бы вперед, затем резко повернулась на мыске ноги и подыграла бедром. Попкой то есть покрутила. Но покрутила как-то так честно, по-доброму; не кокетливо, не с определенной целью покрутила, а явно просто от избытка дамского драйва. Распахнула перед собой дверь на всю ширину и удалилась, напоследок продемонстрировав узкую, балетной прямизны, спинку и великолепные ярко-розовые подколенные ямочки.

О том, чтобы уволить столь отвязную чувиху, не могло быть и речи. Но Знаев зачем-то пробормотал: «Выгоню» — и даже ругнулся сквозь зубы. Из вредности к самому себе. Он был не из тех банкиров, в чьих вотчинах подчиненные сотрудницы безнаказанно крутят попками. На своей работе он предпочитал работать и терпеть не мог отвлекаться. Всему свое время. Дело, однако, происходило не где-нибудь, а в финансово-кредитном учреждении; всем известно, что в банковской сфере трудятся в основном женщины; во-первых, потому что усидчивы, а во-вторых, потому что перекладывать бумажки и нажимать кнопки — не мужское дело, и в-третьих, потому что русские женщины работают гораздо лучше русских мужчин; короче говоря, во всяком банке атмосфера неизбежно пропитана эротизмом. Этим пользуется всякий хороший банкир. Труд может и должен иметь эротическую подоплеку; в умении вскрыть ее и заключается искусство эксплуатации.

Он сунул в карман телефон и поспешил по лестницам вниз. Завидев голенастого босса, скачущего через три ступеньки, сотруднички прижимались к стенам, однако без паники. Привыкли.

Рыжая, зеленоглазая, тоненькая, юная, интересная, — меж тем думал босс. — Ты, угрюмый бабуин, не о том думаешь.

Но, может, так и надо.

— Спешим? — сразу осведомился шофер Василий.

— Сколько раз повторять, — сказал Знаев, — мы никогда никуда не спешим. Но мы все делаем быстро. Поехали к Жарову.

Василий потыкал пальцами в кнопки навигатора.

— Пробки семь баллов, — доложил он. — Потратим сорок минут.

— Устраивает.

Когда два деловых человека договариваются о встрече, вопрос «кто к кому поедет» приобретает первейшую важность. Особенно если дело происходит в Москве. Как правило, в путь отправляется тот, кому встреча нужнее. Или тот, кто менее ленив. В случае банкира оба фактора совпадали.

Сверхсовременный электронный навигатор шофера Василия, как все сверхсовременное и электронное, слегка соврал. В текущем месяце июне граждане столицы особенно дружно выехали в отпуска, освободив дороги для самых бедных — тех, кто не имел денег для путешествия на курорты, а также для самых богатых — тех, кто мог себе позволить отдых в любой месяц года. Кроме того, всякий внимательный местный водитель в последние два года мог заметить некоторую смену атмосферы на столичных трассах. В моду входило спокойное катание, подчеркнутое соблюдение правил, взаимная вежливость. Морганием разнообразных ламп и фар люди подавали друг другу благожелательные сигналы. Уступаю. Благодарю. Правда, много оставалось и таких, кто ездил по старинке: грубо и быстро.

Знаев ездил очень быстро. Он понимал, что его огромная черная машина, летящая как пуля и совершающая опасные маневры, выглядит отвратительно, по-дикарски — подобно ливрейному выезду аристократа эпохи Просвещения, когда считалось правилом сажать на переднюю лошадь специального холопа, форейтора, ударами кнута разгоняющего с дороги простолюдинов, — но ничего не мог с собой поделать. Разумеется, должно быть наоборот: богатый, взрослый, образованный, объездивший полмира банкир, сын врача и инженера, коренной москвич, умник, выпускник музыкальной школы по классу гитары, обязан насаждать в родном городе культуру, в том числе и культуру вождения; в конце концов, именно этот город дал банкиру все, что у него есть; однако в каждой конкретной ситуации выбор сам собой делался совсем не в пользу культуры; от культурной, спокойной манеры езды, как вообще от культурного поведения, банкир быстро уставал, тогда как бесцеремонные поступки — он давно это заметил — давались легко, удовлетворяли самолюбие и возбуждали.