Макс Фрай - Первая линия. Рассказы и истории разных лет [litres]

– Ты капсулу-то взяла? – спрашивает Ник. – Самое главное.

– Ну а как ты думаешь? Я же не совсем дура.

– Не совсем, – ухмыляется Ник. И добавляет печально: – Не нравится мне, что ты эту пакость глотаешь. Вернее, вы все…

Как маленький прямо. Не понимает простых вещей, и все тут.

– Капсула совершенно безвредная! – в который раз объясняю я. – Анжелика еще потом такой сироп дает… ну или не сироп, не знаю. Сладкое что-то, короче. И сразу все проходит, даже ноги не ватные.

– Ага, «совершенно безвредная», – ворчит Ник. – Я, конечно, не химик. И даже не фельдшер. Но никогда не поверю, что дрянь, от которой человек полчаса лежит, как паралитик, и почти не дышит, может быть безвредная.

Спорить с ним бесполезно, уж я-то знаю.

– В любом случае я их не каждый день жру. Спецзаказов хорошо если два-три в год. Неделя перед Рождеством, неделя после – и привет.

– И слава богу.

Ник затягивается сигаретой, выпускает дым кольцами – специально, потому что мне нравится.

– Ты там осторожно, – говорит он. – Если что-то не так, вызывай, я буду рядом, сразу прибегу. Телефон-то при тебе?

О господи, да он хуже моей мамы, честное слово. Только и счастья, что курит.

– Ну что, что там может быть не так?!

– Понятия не имею. Я знаю одно: когда люди платят деньги, чтобы им помогли сделать вид, будто они, не вставая из-за стола, кого-нибудь спасли, накормили и обогрели, они, может, полные придурки, но – пусть таких будет побольше. Я согласен. Которые просто хотят в праздничный вечер поглумиться над чужим несчастьем, чтобы кусок своего пирога слаще показался – ублюдки, каких свет не видел, но бояться тут нечего. А вот когда человек платит деньги за то, чтобы на глазах у его семьи и гостей кто-то умер… Не знаю, Ло. Не знаю, что и сказать.

– Да ну. Просто по приколу им, – говорю. – По приколу и все. Или гостей попугать хотят. Это же лучше, чем идти и кого-нибудь убивать.

– Умная ты, – сердито говорит Ник. – Даже слишком. Ну, удачи.

– Надо говорить…

– Ни пуха.

– К черту.

Выскакиваю из машины, иду – сперва вприпрыжку, но постепенно замедляю шаг, как будто страшно устала. Даже косолапить начинаю, как бы от слабости. У меня очень хорошо получается, кошусь на свое отражение в витринах и сама себе верю: какая бедненькая бедняжка! Хоть плачь. Маленькая, худенькая, ни за что не скажешь, что старшеклассница, в каких-то жутких лохмотьях, такие сейчас и в кино не увидишь, ножки тоненькие еле передвигает. Носик от холода красный, ручки, соответственно, синенькие – загляденье! Если бы я бы сама такую на улице увидела, в дом позвала бы горячий чай пить, а мама ее удочерила бы немедленно, без лишних разговоров – что я, свою маму не знаю?.. Ну и вот.

К дому заказчика я подхожу не просто вовремя, а – секунда в секунду. Это очень хорошо. Ник кое в чем прав: клиенты, которые делают спецзаказы, обычно страшно вредные и придирчивые. Хуже школьных учителей. Опоздаешь на две минуты, а они потом полгода с Анжеликой за деньги ругаются, дескать, за опоздание положен штраф, а им, соответственно, неустойка, бла-бла-бла. Не все они, конечно, такие, но многие.

А ко мне фиг придерешься. Заказывали на восемь – и вот она я, под их окнами в тот самый миг, когда бьют часы в гостиной. Мне даже с улицы слышно.

Я робко стучусь в окно первого этажа, откуда доносятся возбужденные голоса, звон бокалов и перестук вилок-ножей, лезу в карман драного пальто за товаром и терпеливо жду, когда окно распахнется и можно будет начать канючить: «Спички, купите спички!» Сейчас меня будут гнать прочь, стыдить, пугать полицией – а вот бить не будут, наши клиенты знают, что так можно нарваться на крупные неприятности. Зато браниться и грозить можно сколько угодно, в том, собственно, и соль.

А час спустя – да здравствует спецзаказ! – я разгрызу капсулу и упаду замертво, шепнув напоследок посиневшими от холода губами: «Счастливого Рождества!» Это наш фирменный трюк. Клиентам, говорит Анжелика, очень нравится.

Когда они начинают ссориться, я ухожу из дома. Потому что – ну невозможно же это слушать! И, конечно, бестактно. Впрочем, что бестактно – этому я только поначалу придавала значение. Когда еще думала, что вот сейчас они во всем разберутся, помирятся и будут жить-поживать, добра наживать, как в сказке положено.

Как в сказке, вот именно.

Черт, черт, черт!

Я уже давно больше не думаю, что они когда-нибудь помирятся. Потому что когда ругаются месяц кряду или, скажем, полгода даже, это – ну да, конфликт, война. Неприятно, и лучше бы так не было, но мало ли, как лучше. Главное что у всякой войны есть начало и – ура! – конец. Хоть какой-нибудь, но конец. Но это если война. А когда ругаются изо дня в день шестой год кряду, это уже никакая не война, а нормальное течение жизни. И некоторым вроде меня пора бы привыкнуть.