Алан Черчесов - Вилла Бель-Летра

«В комнате Лиры фон Реттау спасительно пусто. Герда Заубер открывает настежь окно, берет в руки бархотку — незатейливый свой амулет — и принимается наводить в тишине чистоту. В луч света впрягается выдохом пыль и начинает клубиться. Вдоха больше не будет. Отныне — всегда только выдох. И пыль. И упряжка для них — бесконечный, конечный клубок, поглощающий прах из углов. Дух мандрагоры? Мандала?..».

Почерпнуть что-либо из новеллы с пользой для дела было сложно: кроме имени прислуги, которое могло помочь Расьолю сейчас, когда он перебирал одну за другой фамилии глухонемых подопечных недоверчивой карлицы, рассказ Пенроуза ровным счетом ничего не давал. Созвучие Герды с Гертрудой наводило на мысль, что сие обстоятельство и явилось решающим при заключении с последней контракта.

К сожалению, ни одной Гертруды в списке Жан-Марк не нашел. Зато было несколько Герд. Возраст их, как назло, колебался между двадцатью восемью и сорока годами — плохое подспорье: для знакомки Расьоля и двадцать лет разницы одинаково впору…

Выписав в столбик фамилии, француз призадумался:

Заудер

Гротт

Хирш

Кроне

Рауше

Вайдмессер

Дэништайн

Какая из них? Он полез в свой словарик: Zauder — «медлить», Grotte — «грот», Hirsch — «олень», Krone — «1) крона; 2) корона», Rauschen — «шум», Weidmesser — «охотничий нож», Dдnistein — нет перевода. Отбросим последнюю, третью и, пожалуй, четвертую: олени с коронами нам не нужны. Значит, выбор сужается до Заудер, Гротт, Рауше, Вайдмессер.

Поломав голову с четверть часа, Расьоль покопался в однокоренных производных. Не помогло. Оглядел еще раз весь список. Дверь отворилась.

— Ну как? Вы нашли?

Посетитель, казалось, был очень доволен:

— Да. Вот эта. По всему видно, скромница и трудяга. Правда, запись о месте работы обрывается этой весной. Она что, с той поры отдыхает?

— Дэништайн? Герда? Увы, но она занята: пригласили на лето куда-то на виллу.

— Вот как? Жаль. Очень жаль.

— Вы могли бы…

— Не сейчас. Я и так задержался. — Он взглянул на часы: — У-у-у, опоздал! Совсем позабыл: мне надобно срочно бежать к окулисту. Спасибо большое. Вечером я позвоню.

…Однако тем вечером, когда все уже было позади, звонил он не ей, а Суворову с Дарси. Условившись с ними о встрече, Расьоль пал на кровать и долго глядел в пустоту. Все-таки странно, когда вместо заслуженных поощрений тебе предъявляют платежное поручение банка. Да еще и руками глухонемой. В такие минуты, лицезря громоздкую бессловесность кухарки, и впрямь превращаешься в карлика, не знающего, что ему теперь делать с собственной цепкой ладонью, в которую вложен не гонорар, а предъявленный счет…

За день беготни Расьоль порядком намаялся. Во всем теле он ощущал такую усталость, которая навещала его лишь иногда, да и то — после особенно изнурительных занятий любовью. Обессиленный, он лежал на спине, а Адриана, прильнув жарким телом, его целовала — не так, как всегда, а едва касаясь щеки — точно рыба, выброшенная на берег и беспомощно-жадно хватающая губами воздух, который вот-вот ее сожжет, уничтожит, но еще есть надежда, что он же ее и спасет. Эти мгновения были самыми ценными. Быть может, самыми ценными, думал Расьоль, во всей его сучьей, отрывочной жизни, склеенной кое-как из пестрых, разношерстных лоскутов, которыми он старался прикрыть бесчестье позорного, постоянного убегания — как это ни банально звучит, убегания от себя самого. От того в себе, что все равно никогда не избыть, сколько б ты ни тщился, оправдывая собственную расьональную фамилию, вырезать из своего нутра эту опухоль пресловутой рациональностью (а ведь острее этого скальпеля для операций по разрезанию душ еще ничего не придумано). Ибо нарыв сидит чересчур глубоко — глубже слепой кишки, глубже язвы, глубже какой-либо памяти, глубже всяческой боли и глубже инстинкта. Все перечисленное — лишь метастазы его. Ему нет даже имени, и вряд ли оно подберется, будь то еще через тысячу лет. У него есть лишь этот вот образ: обращенный к тебе молчаливой мольбой поцелуй такого же одинокого существа и его надежда на отклик — чтобы не задохнуться, а выжить…

Бог ты мой, как противно щиплет глаза! Хорошо бы и вправду сходить к окулисту.

А теперь — чуть быстрее… Шевелись. Ну же, чертов болван!..