Исраил Ибрагимов - Колыбель в клюве аиста

Такое возможно только в кино: сидевший рядом с князем, астрономом-Жунковским, мужчина с пузом ― так это же я! ― вскакивает, нервно гасит сигарету, тут же начинает новую, затянувшись, отходит от стола, что-то бросает короткое и взволнованное...

А потом я обнаруживаю себя в своей комнате с журналом в руках.

― В это трудно ― нет! ― нельзя верить! ― слышится в ушах голос Жунковского.

― Объясни, почему? ― это мой голос.

― Потому что страшно жить с такими мыслями!

― Нельзя? Страшно ― это аргумент?

В голове сумятица, я жалею, что сейчас со мной нет Жунковского ― тот, будь рядом, конечно, растолковал бы суть формулы. Мы уговорились вернуться с ним к притягательной для обоих нас статье. В самом деле, что содержали в себе эти математические символы? Что в них конкретного, ощутимого, обозримого? Интересно, что бы сказал по этому поводу Жунковский? А что сказал бы... Я пытаюсь обратить человека с домашним телескопом во взрослого Ромку, но сделать это мне не удается. И все же, чью бы сторону, мою или Жунковского, принял Ромка, будь... В руках оказались ножницы ― я вырезал статью и положил ее в коричневую книгу... Я подумал о том, как многое из намеченного с Жунковским не успелось осуществить. Не успели как следует потолковать о формулах. Не успели посмотреть и обсудить мой фильм о шахтерах ― как хотелось услышать его мнение! Не успел рассказать о провале сценария-телесериала о тридцатых годах в Приозерье! Не успели махнуть на денек в Приозерье.

Но тогда отчего этот огонь?! Да, воздымалось кольцо огня из обжигающих "почему?" ― почему я, вопреки Ромкиному решению, не двинул с ними, Ромкой и Жунковским, в избушку Рябой ― ведь мог настоять на своем?! Будь там я, не исключено, события развернулись бы иначе: не растерялся бы ― я кричал бы, кричал, кричал...

"...Наша семья, дорогой Ибн, пополнилась...

Но сначала родилось решение... Оно пришло однажды цепкой неотвратимостью, не отпускало, беспокоя надежды до тех пор, пока существо не переступило порог нашего жилища.

Мы направились в Дом ребенка, переживали, будто шли в космопорт для встречи с незнакомым, но желанным существом из другого мира.

Заведение ― территория, огороженная высоким дощатым забором. Нас провели в глубь двора, к большому П-образному зданию.

― Слушаю, ― произнесла женщина в белом халате, начальница заведения.

― Видите ли, мы намерены... ― начал я, но, встретившись с взглядом женщины, осекся.

"Догадываюсь, с чем пожаловали, ― телеграфировал взгляд ее, и я, оборвав фразу на полуслове, замолк, ― Впрочем..." ― будто чуточку засомневалась женщина и сказала уже вслух:

― Говорите, не стесняйтесь.

― У нас к вам просьба, ― бойко начала Лида, но, видимо, встретившись все с тем же всепониманием во взгляде начальницы, покраснела...

― Понятно, дела семейные беспокоят, ― пришла на помощь женщина.

Я согласно кивнул головой.

― Что у вас, покажите? Я не понял.

― Ну, бумаги, документы, ― женщина усмехнулась. ― Вы, вижу, пришли вслепую. И полагаете, конечно, реализовать намерение сейчас же.

В комнату заглянула работница с бельем в руках, увидев нас, собиралась уйти, но начальница жестом велела задержаться, и когда та дисциплинированно замерла у дверей, полюбопытствовала:

― Как у вас с поступлением?

Работница чуточку смутилась, поняв, разумеется, что вопрос рассчитан на нас, а я, догадавшись, в свою очередь, о сути "поступления", почувствовал себя вдвойне неловко.

― Тут не разбежишься, ― произнесла начальница. ― Сначала уясните, как делается это. Вот они, ― она нажала на "это", кивая на работницу ― та все еще стояла у дверей, ― все вам расскажут. А меня, извините, одолели дела: сегодня... отправляем партию...

Работница отнесла белье и уже в коридоре, не глядя в глаза нам, сказала:

― Выйдемте на улицу ― как-то там виднее.

На территории заведения царило оживление. На площадке для игр, густо обставленной качельками, горками, карусельками, самолетиками, ракетами и другими предметами ― всем тем, что можно увидеть в любых ясельках и садиках, резвились дети. Возле них клушкой, урезонивая, подсказывая, выкрикивая, собирая и разъединяя, носилась молоденькая воспитательница. В глубине двора женщины развешивали белье, у микроавтобусов, подогнанных к центральному подъезду, стояла группа работниц с детьми.

― В детские дома?

― Ну да, в ком не углядели своего люди. Желаете подойти к машинам?

Предложение полоснуло по сердцу ― мы, не сговариваясь, отрицательно закачали головой.