Пухлые щеки, волосы, собранные в пучок. И назойливая настойчивость.
— Да, помню, — сказал он сухо.
— Сегодня в утренней газете на африкаанс помещен крайне интересный материал об эксперименте, который ведет профессор Дэвидс, и мы решили, что ваше мнение…
— Мне очень жаль, но я ничего не знаю о работе профессора Дэвидса. — Не следовало ли быть более дипломатичным? Но он ничего не мог с собой поделать. — Я хирург-кардиолог, как вам известно. Он генетик. Мы работаем в совершенно разных областях.
— Я понимаю, профессор. Но мы думали, коль скоро вы такие близкие друзья и…
— Мне очень жаль, но по этому вопросу я ничего сказать не могу, — твердо заявил Деон, нажал на рычаг и, едва раздался гудок, начал снова набирать номер.
В понедельник газеты перепечатали содержание заметки из «Африкаанс санди», добавив последние сведения. Профессор Дэвидс недостижим. Министр здравоохранения и президент медицинского совета заявили, что дело расследуется и будут приняты соответствующие меры.
Одна газета посвятила коротенький абзац проповеди, произнесенной священником голландской реформатской церкви в одном из предместий. Пастор, как и можно было ожидать, назвал эксперимент кознями дьявола.
Деон ехал в клинику, полный тревоги. Накануне он весь вечер дозванивался Филиппу, но тщетно. До сих пор его имя нигде не упоминалось, однако долго ли будет так продолжаться? Одно неосторожное слово… Снова и снова он перебирал в уме все веские причины, по которым ему следовало остаться в стороне.
У дверей палаты его ждали несколько человек из кардиологического отделения. Меньше обычного. По-прежнему вопрос нехватки кадров в отделении оставался нерешенным. О стольком надо подумать! Столько не сделано! Он рассеянно поздоровался.
Робби был уже в ординаторской. Всовывая узкие плечи в халат, который, казалось, был ему широк, он обернулся к ним.
— Здравствуй, Деон.
— Доброе утро.
Робби с усмешкой поглядел на него.
— Ваш друг Филипп как будто попал в небольшую передрягу. Ищет новый способ делать детей. А чем ему не нравится старый? Или он — того?
Кто-то чуть слышно засмеялся, но едва Деон повернулся и они увидели его лицо, как воцарилась полная тишина.
— Мне казалось, он и ваш друг, Робби.
Робби тоже засмеялся и отвел глаза.
— Ну, само собой. Я…
Если раньше тон Деона был резким, теперь он стал еще и презрительным.
— И, даже если вы больше не считаете его другом, он остается вашим коллегой.
Робби оторопело поглядел на него. Затем, явно стараясь обратить все это в шутку, поднял руки над головой:
— Не стреляйте, шериф. Я сдаюсь.
Деон, все еще хмурясь, надел халат и направился к двери.
— Я ведь только шутил, — извиняющимся голосом сказал Робби. — Стоит ли горячиться по пустякам. — Он ухмыльнулся в спину Деону. — Неужели и ты занимался изготовлением младенцев?!
Деон был уже за дверью. При этих словах он резко повернулся, и Робби, не ожидавший этого, натолкнулся на него и попятился.
Деон смотрел на него, прищурясь, чуть пригнувшись, словно перед прыжком, и ледяным голосом отрезал:
— Я никакого отношения к его работе не имею. Но он мой друг, даже если потерял вашу дружбу. И я пришел бы ему на помощь, как собственному брату.
Во время обхода атмосфера оставалась напряженной. Все с тревогой следили за лицом Деона, и кое-кто на всякий случай старался укрыться за спинами остальных.
Палатные врачи торопливо излагали сведения о пациентах за сутки. Ни вопросов, ни обсуждения — Деон переходил от кровати к кровати почти машинально, испытывая странное ощущение, что на самом деле он вовсе не здесь, не в клинике, что человек в белом халате и темном, прекрасно сшитом костюме, уверенно двигающийся от одного больного к другому, выслушивающий доклады и отдающий четкие распоряжения, это не он, а кто-то другой, ему неизвестный. Он же, Деон ван дер Риет, лишен телесной оболочки и просто следит за действиями этого незнакомца со стороны, с любопытством и даже недоумением.
Неужели я действительно такой? — спрашивал он себя. Я на самом деле хожу вот так, держусь вот так, думаю вот так?
«Я пришел бы ему на помощь, как собственному брату».
Он действительно так сказал?
На середине обхода он не слишком убедительно сослался на то, что его ждут в приемной, и ушел. Теперь Филипп, наверное, уже у себя?
Он шел через вестибюль к дверям, когда по лестнице, прыгая через ступеньки, сбежал Мулмен.
— Профессор! Профессор!
Читать дальше