Кристиан Барнард - Нежелательные элементы

Деон положил журнал на место и торопливо выпил свой кофе.

Они опять заговорили о Джованни. Он рассказывал ей, успокаивая, о том, что будет проделано в ближайшие дни: анализы крови и пробы на перекрестную совместимость; рентген, чтобы убедиться, что в легких чисто; анализы мочи, чтобы исключить болезни почек и диабет. Все это очень простые процедуры, уверил он ее. Мулмен — мягкий и добрый человек. Джованни освоится, будет весел и спокоен.

Он откинулся на спинку полужесткого кресла и улыбнулся ей.

— Я вот узнаю, что ты знаменитый художник. А тогда, в Германусе, ты говорила, что бросила писать, что почувствовала, будто не можешь заниматься живописью.

— Это было в Мадриде, — сказала она. — Когда я поняла, насколько страшную и фальшивую жизнь я веду. И тогда я бросила работать.

— А когда вышла замуж, начала снова?

— Да.

— Так ведь часто бывает, верно? Нужна встряска, чтобы… ну, чтобы стимулировать творчество.

Она посмотрела на него отчужденно.

— По-моему, такое случается очень редко. Творческий процесс излишне романтизируется. Художник над своей картиной работает точно так же, как всякий другой человек. Если его что-то отвлекает, как было со мной в Мадриде, он не может работать, вот и все.

— И с тех пор ты пишешь все время?

— Да.

Прежде чем он нашелся, что сказать, она поднялась и пошла в кухню за кофе. А когда вернулась, они снова начали говорить о Джованни.

Деон понимал — ей хотелось бы, чтобы он ушел, но ему хотелось остаться. Он знал, что не нужен ей, и испытывал неодолимую потребность стать ей нужным.

Он попытался опять заговорить о ее работе, взломать захлопнувшуюся перед ним дверь. Она отвечала уклончиво, но не отступая.

Наконец она предложила ему коньяку, и он согласился. Он продолжал говорить и внутренне сам изумлялся, слушая свои бессвязные рассуждения, но был не в селах остановиться. Он окинул взглядом неуютную, скупо обставленную комнату, вознесенную высоко над морем, и понял, насколько она ему дорога. Здесь он чувствовал себя свободным, беззаботным и недосягаемым. Остаться бы здесь на всю ночь, и к черту завтрашние мучительные объяснения!

При этой мысли он вспомнил, что Элизабет когда-то тоже снимала такую же квартиру. Элизабет и Деон. Элизабет и Филипп. А вдруг та квартира была для Филиппа тем же, чем эта сейчас кажется ему: особым замкнутым миром, куда не может вторгнуться ничто — ни телефонный вызов в больницу, ни необходимость думать о цвете своей кожи.

И этим исчерпывалось все? Просто убежище? Или было еще что-то? На протяжении всех прошедших лет он задавал себе вопрос, что все-таки было между ними?

И до сих пор он не знал ответа.

Он поставил рюмку и поднялся, с удивлением обнаружив, что пошатывается.

— Мне пора, — сказал он.

Дежурный редактор был близок к отчаянию. Две внутренние полосы уже пора сдавать в набор, а у него нет для них ничего хоть сколько-нибудь броского, что годилось бы для заголовка. Он лихорадочно перелистал стопку заметок. Ничего! Статья о разводе, но написана она скверно, и, если пустить в заголовок две-три фразы, от нее вообще ничего не останется. Еще словоблудие агентства Рейтер по поводу ситуации на Ближнем Востоке, но кого это теперь интересует, черт подери?

— Мне нужен заголовок на шестую полосу, — напомнил ему старший техред.

— Да знаю я! — ответил он.

Младшие техреды за подковообразным столом дружно поглядели на них.

— Без заголовка я как без рук, — сказал техред.

Этими репликами они обменивались постоянно со времен какой-то давно забытой стычки. Редактор ухмыльнулся и снова запустил пятерню в волосы, уже не так ожесточенно.

К вечеру в пятницу всегда горячка. Придется все-таки обойтись разводом, как там статья ни написана. Эх, было бы сейчас воскресенье! Они с женой на реку по воскресеньям ездили, удить рыбу.

Из трубы пневматической почты у его локтя с хлопком вылетел патрон. Он с надеждой развернул содержимое. Сначала шли листки биржевых бюллетеней, и он отложил их в сторону. Затем корреспонденция, помеченная Кейптауном, где у них было отделение. Он прочел первый абзац и воскликнул:

— Ого-го!

Техред, правивший что-то в макете полосы, посмотрел в его сторону.

— Черт! — буркнул редактор, продолжая читать, и возбужденно сообщил: — Вот это материальчик, Даанти! Это от Лейтгена из Кейптауна.

Он передал ему первый листок, а сам стал читать дальше. Он был радостно возбужден. В любом случае шестая страница обеспечена.