Макс Фрай - Большая телега [litres]

– Как это – нельзя?!

Я неожиданно испугался, и оттого рассердился на эту дуру. Уехать, видите ли, нельзя. Тоже мне, выдумала проблему на ровном месте.

– Уехать проще простого! – Я почти кричал. – Вокзал рядом, поезд до Рима каждые два часа, билет недорогой, а там…

Женщина ничего не сказала, но покачала головой, ласково и укоризненно, словно имела дело с заигравшимся ребенком, переставшим отличать вымысел от реальности – дескать, какой может быть вокзал, какой поезд, какой Рим, что ты, миленький, успокойся, тшшш. И я почувствовал, как ледяной слизень ужаса начинает триумфальное шествие по моему позвоночнику, в желудке проснулся и ворочается нехороший горячечный еж, а волосы топорщатся на затылке.

– Извините, – пробормотал я, чувствуя, что еще немного, и ударю ее. – Я сейчас.

Распахнул дверь и, едва сдерживая детское желание завопить, чем громче, тем лучше, вывалился на улицу. Ничего страшного там, кстати, не оказалось, улица как улица, почти пустая, но в конце квартала маячила пара длинноногих подростков, неспешно от меня удалявшихся.

Надо же как повезло, с мрачным облегчением подумал я. Забраться в самое сердце Умбрии и почти сразу встретить чокнутую соотечественницу. И принять ее гон за чистую монету. И перепугаться неведомо чего. Хорошо хоть не усрался сразу на месте. Мои поздравления. Теперь можно и на вокзал.

До поезда оставалось еще часа полтора, но я решил, что впечатлений с меня хватит. Будем считать, по Сполето я уже нагулялся. Ну их в жопу, эти фрески. И акведук туда же. И арку заодно. В интернете картинки потом посмотрю, если невмоготу станет. Зато вот на фестиваль попал. Стало быть, можно ставить галочку – не зря приехал. И уматывать отсюда, уматывать, от греха подальше… Да, я испугался. Да, сумасшедшей идиотки. Да, сам такой же псих. Да, еще хуже. Согласен с размещением соответствующей карикатуры на внутренней доске позора. А теперь можно мне, пожалуйста, домой?

Я достал из кармана план города и некоторое время тупо на него пялился. Наконец, сообразил, что не с того начал, сперва нужно узнать, на какой я улице. Поднял голову и сразу увидел на стене аккуратную табличку: улица маркграфа Анскара I. Кто такой, интересно [54]? Очередной хрен с той самой горы, где гнездится Филиппе Липпи, создатель фресок, которые я никогда не увижу.

В перечне улиц и переулков Сполето такого названия не оказалось – ни на букву «м», ни на букву «а», я очень внимательно смотрел.

Я вздохнул – ох уж эти мне картографы – и пошел на угол искать альтернативу.

Эта улица, узкая, темная и сырая, словно ее строили из предрассветного сумрака, подвальной плесени и старческих размышлений, была названа в честь некоего графа Амвросия [55]. Который тоже не был упомянут в алфавитном перечне названий, напечатанном на обратной стороне моей карты, что хочешь, то и делай.

Я понял, что влип. Без точки отсчета карта совершенно бесполезна. Пока я не пойму, где нахожусь, вокзала мне не видать как своих ушей, разве что на знакомое место случайно выйду. Внутренний голос подсказывал, что это, пожалуй, вряд ли, не для того меня здешние лешие морочат, чтобы вот так просто отпустить, но я игнорировал его как мог – а что мне оставалось?

На поиски точки отсчета я ухлопал минут двадцать, если верить часам, вечность, если довериться ощущениям. Напрасный труд. Некоторые улицы щеголяли новенькими табличками с неведомыми мне и местным картографам названиями, некоторые предпочли сохранять анонимность. К ангелу-трубачу, от которого до вокзала рукой подать, практически по прямой, и на карту смотреть не надо, я тоже не вышел, хотя втайне очень на него рассчитывал. Все-таки ангел.

Зато обнаружилось еще очень много стульев. Деревяные и пластиковые, соломенные и металлические, они попадались мне на каждом шагу, только что наперерез не бросались, но к тому, кажется, шло.

Самое время преклонить усталое бедро, – сказал я себе. – Сесть, покурить, расслабиться, а потом еще раз посмотреть на карту. Или просто по сторонам. И все тут же найдется. Куда оно денется. Не может быть, чтобы не нашлось.

Стоило принять решение, и вдруг оказалось, что выбрать подходящий стул из такого множества – непростая задача. Вроде бы не все ли равно, куда присесть всего на пять минут. Ан нет. Один стул показался мне слишком хлипким, другой – неустойчивым, у третьего сидение мокрое, четвертый такого жуткого розового цвета, что ну его к черту, пятый – просто табурет, я их не люблю, а шестой всем хорош, но какая-то добрая душа уже усадила на него тряпичную куклу и поставила лукошко с луковицами, не разрушать же композицию. Зато седьмой – о-о-о-о, седьмой! Не стул, а почти кресло с подлокотниками. Сидение и спинка обиты черной кожей, старой как мир, истертой до проплешин, но сохранившей остатки былого великолепия.