Павел Кувшинов-Светлый - Весенний этюд в кошачьих тонах

Просмотр прошёл отлично, но не блестяще, как в первом семестре, когда Роб закачивал все работы ещё в мастерской, а не по памяти. Конечно же, Аристарх Петрович в приватной беседе не мог не намекнуть «юному дарованию» на причинно-следственную связь между чувствами и учёбой. Он искренне посоветовал напрячь серые клетки (при этом легонько постучав суставом указательного пальца по лбу Роба) и рациональнее использовать время, которого с появлением в жизни Роберта Алевтины Прекрасной, ну разумеется, стало меньше. Растроганный Робка поблагодарил «отца-наставителя» за понимание и добрый совет, пожал его добрую руку и побежал звонить Але и маме, чтобы обрадовать их результатами просмотра.

— Где мои семнадцать лет? — с улыбкой пробормотал Аристарх Петрович вслед убегающему Робу.

Экзамены пробежали быстро, и группа под руководством Аристарха должна была ехать в Суздаль на пленэрную практику. Уже накануне поездки Роб подошёл к преподавателю и попросил его разрешить ему остаться на пленэр в Москве, пообещав, что он постарается и покажет такую Москву, которая ни в чём не уступит колоритным суздальским церквям. Педагог отнёсся к просьбе Роберта с лёгким удивлением и откровенным непониманием. Как можно было поменять сказочный старинный Суздаль на Москву, которая и так всегда с нами? Он говорил, что Роб по прошествии времени пожалеет о своём выборе и ни в какую не соглашался. Юноше ничего не оставалось, как открыть карты и признаться, что хочет совместить приятное с полезным — помочь Алевтине подготовиться к поступлению в училище и побольше времени провести с нею вместе. А уж своё обещание по поводу неожиданной Москвы он выполнит, даже если придётся в лепёшку расшибиться! Сердце седовласого мэтра оттаяло, и он пошёл навстречу Робу. Лишь лукаво поинтересовался, не будет ли эффект в корне обратным — он же прекрасно видел уровень работ Али на подкурсах, да попросил студента помнить о рациональном использовании свободного от чувств времени.

— О, сэр! Вы просто не знаете, что вы сейчас для меня сделали! — по-английски кивнув, сказал Робка и просиял.

Такой безмерной благодарности в глазах студента Аристарх не видел уже давно, в них действительно читалась готовность «расшибиться в лепёшку», чтобы выполнить обещанное. По-отечески похлопав Роберта по плечу, мудрый старец глубокомысленно изрёк:

— Ничего, хватит того, что я об этом догадываюсь! Дерзай, юнец безусый! Но смотри у меня! — погрозил он пальцем, размышляя о том, что он действительно рад за пацана, и немного не понимая, что же его так подкупает в Робке. Может, он просто вспоминал себя в те суровые годы его блокадно-военной юности…

Сколько километров натоптали Робка с Алей наперевес с этюдниками и планшетами по всей Москве, они не считали. Только к концу июня купленную в начале весны спортивную обувь новой назвать было уже нельзя. Их походы с Алей «в разведку» по Москве сослужили им добрую службу. Те городские виды, что они нашли ещё весной, когда деревья были ещё полуголыми, смотрелись в уже пышной зелени на алиных акварелях и масляных этюдах Роба просто здорово. Архитектурные зарисовки, построенные на контрастах графические пейзажи, неожиданные деревья из московских парков и скверов, смотревшиеся просто сказочно вырванными из привычного окружения. И, конечно же, церквушки и соборы Москвы, на которые ребята всегда старались смотреть нестандартно, не по-обывательски, а творчески, с любовью и восхищением. При этом Роб всегда ревностно следил за тем, чтобы их работы никак не перекликались с работами известных фотографов и художников. Он не хотел, чтобы у кого-то была хоть малейшая возможность обвинить их в плагиате.

К слову сказать, со своей части того букета сирени, что был привезён Алечкой из Волгодонска и честно поделен на три части, Робка в своё время написал три акварельных этюда, самый лучший из которых был подарен Але и повешен ею на стенку в качестве образца. Робке, конечно, это не очень нравилось, но он успокаивал себя тем, что это, возможно, пойдёт девочке на пользу. А сейчас, когда они вместе работали на пленэре, он мог, как никогда, помочь ей советом и поделиться с ней тем, что накопил и вывел в своей голове по живописи, рисунку и композиции. А она как-то интуитивно понимала, что он хочет до неё донести. И это был воистину «чистый дружеский союз двух творческих душ»…

А по вечерам они с чувством выполненного долга и честно отработанного дня бросали у Робки этюдники и планшеты и, не переодеваясь после трудового дня, бежали в вечернее московское лето на любимые аллейки в сквериках. Или поднимались сначала на смотровую площадку на крыше робкиной многоэтажки, чтобы проводить за горизонт городских крыш солнышко. А нагулявшись до одурения, возвращались по домам, довольные и счастливые.