Аллен Курцвейл - Шкатулка воспоминаний

– Да, политика! – подхватил Плюмо. – Политика везде!

Куртюа продолжал говорить об уязвимости королевы:

– На ее грудь нападали уже дважды! Я вынужден приставить к ней охранника.

Граф, будучи бескорыстным роялистом, выразил крайнее негодование по этому поводу и посочувствовал отчаянному положению владельца паноптикума. Впрочем, его раздражало и кое-что другое. По дороге граф заметил, что одна из его собак прогрызла поля любимой шляпы.

Пьеро незаметно прокрался в магазин за Александрой, которая в этот раз пришла без эскорта. Все собрались, и Ливре призвал собравшихся к порядку. Он произнес равнодушную вступительную речь, которая заканчивалась такими словами: «Этот молодой человек пытает счастья в области, где у него никогда не было учителя. Прошу вас отнестись к нему с добротой, если не с уважением».

Клод встал и начал давно откладываемую лекцию о механическом воспроизведении звука.

– Насколько многим из вас известно, звуки, которые мы воспринимаем, могут быть воспроизведены различными способами. От столкновения, – тут он подошел к Александре и позвонил в колокольчик, висевший на ее шее, – или благодаря прохождению воздуха, – Плюмо издал громкий отвратительный звук, который остался бы неоцененным, если бы его не произвела на свет флейта, – или еще многими другими способами.

После вступительного слова Клод обрисовал в общих чертах свою необычную теорию об акустике, вспоминая Ньютона и Швицерса, Ойлера и Бернулли.

– Я особенно ценю работу Бернулли о согласных звуках и его размышления о клавесине. – Юноша продолжал говорить об уравнениях движения, о «De Motu Vibratotio» [81]и «Dissertatio Physica de Sono», [82]пока наконец не почувствовал, что публика забеспокоилась.

Он помолчал.

– Все эти работы имеют отношение к исследованию, которое я начал вести очень давно…

– И что же это за исследование? – перебил его Ливре.

– Я смею предполагать, что любой звук можно воспроизвести искусственным путем.

Несколько мгновений гости пытались осмыслить сказанное.

– Любой звук? – Ливре бросал Клоду вызов.

– Да. Я приведу несколько простых примеров. Закройте глаза и представьте себе визг тюленей в королевском саду. – Клод воспроизвел данный звук, потерев мокрым пальцем о стекло, взятое из рук «юной леди». – А теперь мышиный писк. – Он провел по стеклу влажной пробкой. – Или жужжание улья с пчелами. – Он повернул рукоятку шарманки. – Бульканье в горле верблюда. Закройте глаза! – крикнул Клод Александре перед тем, как изобразить звук, переливая жидкость из бутылки.

– А летучую мышь можешь изобразить? – спросил Пьеро. Клод едва подавил улыбку.

– Конечно, могу.

Он повернул деревянные болты трансформированного ручного пресса.

– А лай собаки? – бросил граф.

– Это возможно, да только у меня здесь нет необходимого оборудования.

Граф расстроился.

– А как насчет птицы? – подошла очередь Куртюа подать голос.

– Какой именно?

– Не имеет значения.

– Хорошо. Если вы одолжите мне свои часы. – Куртюа передал ему свой репетир. – Представьте себе ласточку, охотящуюся за насекомыми. Вы услышите ее полет, завершившийся щелчком клюва. – Клод заставил вибрировать тонкую полоску металла и затем захлопнул часы, точно имитируя звук кормления.

Владелец паноптикума нехотя кивнул.

Клод вернулся к своей речи:

– Позвольте, я повторюсь. Если у человека есть слух, терпение и средства, он может инструментировать уханье совы, зов зайчихи в период течки, топот задних лап кролика, рев стада оленей. Только это элементарно. При помощи машин можно извлечь и более сложные звуки.

Ливре кашлянул изо всех сил, и Клод знал, что он это сделает.

– Я могу воспроизвести даже этот звук!

– Что? Кашель? – Ливре хохотнул.

– Да. И не один. Я записал не меньше шестнадцати различных кашлей, из них смог сымитировать девять. Классический кашель может быть легко изображен с помощью драчёвого напильника, если пилить им мокрую сосну. Другие кашли сложнее. Сухой кашель бондаря, мышьяковый – господина Карли-Рубби, – Клод кивнул Пьеро, – и надсадный кашель моего учителя, сопровождающийся присвистом, исходящим из верхних дыхательных путей, и одышкой, – все это требует более замысловатых инструментов.

Клод вновь обратился к жидкостям и трубкам. Через несколько секунд давление в его ручном кашлеимитаторе поднялось, и тот издал сначала тихое бормотание, затем высокое бульканье, щелчок, затем удушливый кашель и наконец знаменитое клокотание Ливре.