Алексей Парло - Револьвер для Сержанта Пеппера

Ну, и когда уже оставалось совсем чуть — чуть, начали мы не в меру расслабляться в силу русского характера. А я, хоть и материально ответственным лицом был, но всё же моложе всех. И как — то так получилось, что к концу работы мы уже не просыхали совсем. И друзей — собутыльников у нас было навалом в каждом питейном углу. Короче, сдали мы дом. Не дом, а пещера неожиданностей получилась. Чего там только не было! Генацвале наш чуть с копыт не съехал, когда внутрь зашёл. Ну, бабки мы получили, решили это дело обмыть напоследок и домой отправляться. В общем, обошли мы на пьяных ногах полгорода, под конец я уже и не соображал ничего. Потом вообще вырубился.

Очнулся в каком — то доме. Не пойму ничего. Темно. Рядом кто — то спит. Пощупал — грудь женская, упругая. Ну, думаю, где — то не стерпел, оскоромился. Голова раскалывается, но начинает со скрипом соображать. До курортного сезона далеко, значит, кто — то из местных фемин меня сняла. А эти варианты на Кавказе, сами знаете, иногда проходят, а иногда выходят. Боком. Пока я соображал, руки мои на месте не лежали. Вошёл я в раж, чувствую, соседка моя по ложу отвечает мне взаимностью. Ну, дальше, известное дело… А потом она сразу как закричит, вроде, как в экстазе, но со словами. Со своими словами, с грузинскими.

Тут двери открываются, со всех сторон горцы какие — то налетели. Ну, думаю, абзац… Будут бить. Но нет. Подбегают и начинают поздравлять с законным браком. Я, соответственно, ничего не понимаю, шары вылупил на них, а нас с партнёршей уже одевают и за стол сажают. И начинается в натуре свадьба. Я говорю, мужики, вы чего? Как же так — то? А мне отец невесты подаёт мой паспорт уже с отметкой о заключении брака. Главное — ничего не могу вспомнить.

Ну, шарахнул я с горя полстакана чачи за здоровье моей новоиспеченной половины, сначала вроде повело, а потом наоборот, трезветь начал. И смурнеть параллельно. Всё, думаю, пропал. Оглядываюсь — все вокруг пьют, песни орут, большие тыщи нам в подарок отстегивают. Смотрю — сидит за столом русский мужичок, и уж очень мне рожа его знакома. И он на меня смотрит с пониманием всей трансцендентной говенности моего положения. Ну, поднял я по русскому обычаю тост за родителей, а они, грузины, сами знаете как к этому относятся. Короче, влез я к ним в доверие, внимание на меня обращать перестали. Тем более что жених на свадьбе — фигура последняя. Я этому русскому киваю, пойдём, мол, выйдем.

Вышли мы вроде проветриться, тут он мне всё и рассказал. Тебя, говорит, твои напарники в зятья продали. Хороший калым за тебя взяли. Сколько? Восемь штук. И тут же улетели. А ты откуда знаешь? Так мы же вместе бухали. Я, понятное дело, начинаю материться, а он мне объясняет, что я и сам в то время очень даже не против был продаться. Я, говорю, не понимаю, как это могло случиться. У них же вроде бы межнациональные браки не поощряются. А он мне — ты на себя в зеркало посмотри. Это ж у тебя только в паспорте написано, что ты Альберт, а на вид — натуральный Гиви. А паспорт мой он, оказывается, в ЗАГСе видел, когда меня под руки держал.

Тут из дома опять орава вылетела, затащили нас за стол, но пить я уже не стал. Загрустил. Хотя жена мне досталась очень даже! Лицо тонкости изумительной, фигурка точеная, хотя бёдра несколько тяжеловаты… Ну, скоро нас опять в спальню отправили, и сутки мы оттуда не вылезали.

А потом начались суровые трудовые будни, и понял я, что попал в самое натуральное рабство. Там и овцы, и птица, и виноградники, короче я от зари до зари вкалывал как та самая пчелка. Правда, есть-пить давали вволю. Ну и это… Думал я, думал, выхода нет. Ну, положим, убегу, так тут же всесоюзный розыск объявят, тем более, что паспорт папака у себя за семью замками держит. И штамп тоже никуда не денешь. Но потом всё же придумал — пить завязал, к жене близко не подхожу, и все ласки её как бы с негодованием отвергаю. А она, я уже говорил, баба горячая, у неё от недостатка общения прямо аллергия какая — то развивается. Ну, видно, шепнула она мамаке своей, та — тестю. Смотрю, зовёт он меня на беседу.

Сели мы с ним, винца употребили, зеленью закусили, он меня и спрашивает, что случилось, почему это я с его дочкой не сплю. А я ему выдаю, что, мол, извините, дорогой папа, это для меня дело совершенно невозможное, так как с детства принадлежу я к особой группе людей, презираемых и отвергаемых обществом, и вид оголённого женского тела вызывает у меня если не глубочайший обморок, то приступ бешеной рвоты. Он на меня глаза таращит, но вина ещё наливает и спрашивает, как же я тогда его дочь девственности умудрился лишить. Ну, говорю, что было — то было, я и не отпираюсь. Но что с пьяного возьмёшь? Все мы по пьянке — дураки великие. А сам его между делом начинаю по коленке гладить. Он вскочил, и в лоб мне кулаком — хрясь! Ну, я не выдержал, в обратную ему, а тут родственники набежали, меня связали — и в сарай, на хлеб и воду. Два раза в день по куску лаваша и по кружке воды. Я держусь.