Олег Рой - Ловушка для вершителя судьбы

Дело было так: один мой коллега-хранитель залетел в монастырский подвал с винными бочками и, как бы это помягче сказать, потерял над собой контроль. Возможно, вы знаете о том, что монахи, когда делают вино, обязательно оставляют небольшую порцию напитка в открытом сосуде, называя это «долей ангелов». Многие из нас прилетают попробовать вино, и мой юный собрат увлекся этой дегустацией настолько, что на некоторое время был отстранен от своих обязанностей. Меня использовали, что называется, как затычку для винных бочек, отправив подменить его на время отсутствия. Отправляясь в тот раз на Землю, я еще и понятия не имел о том, что это временное дежурство обернется для меня настоящим подарком судьбы.

Помню все как сейчас. Я прибыл, огляделся и увидел небольшую, богато обставленную комнату. На улице первые осенние заморозки, и оттого в доме так жарко натоплено, что приходится обмахиваться крыльями. В красивой изразцовой печи весело трещат березовые дрова, маленькие окна запотели. У одного из окон стоит резной дубовый стол, и за ним, обхватив голову руками, сидит человек уже далеко не первой молодости. Столешница вся завалена какими-то бумагами, а на них все письмена, письмена… Хозяин комнаты ведет себя как-то странно: то яростно черкает по бумаге гусиным пером, то вдруг с той же страстностью скомкает лист, отбросит его в сторону и начнет новый, то откинется назад, закроет глаза и шепчет, шепчет… Потом снова склоняется над бумагой, пишет, губы шевелятся в такт дрожащему перу, а во взоре горит огонь – я такого огня и не видел никогда раньше!..

Помню, что я сначала очень удивился. Потом во мне проснулось любопытство, я пристроился у пишущего за спиной и заглянул через плечо. Стало интересно, отчего же он так волнуется, переживает? Что пишет такого важного?

Прямо у меня на глазах белый лист постепенно покрывался неровными короткими строчками. Никогда еще я не встречал таких странных записей и таких необычных людей, а ведь мне частенько, хоть и ненадолго, приходилось бывать дублером, и людей к тому времени я уже знал неплохо. Конечно, многие из них время от времени брали в руки перо и черкали на бумаге всякое: письма, купчие, счета, доносы, списки повешенных, записи в церковных книгах – кто родился, кто вступил в брак, кто преставился. Но чтобы так страстно, с таким неистовством отдавать себя этому занятию! Хотя, возможно, и было что-то похожее у тех, кто сочинял любовные послания, молил о даровании жизни или кропал пасквиль на врага. Но все же это было совсем не то…

Заинтригованный, я стал вчитываться в неразборчивые строки. Оказалось, то, что писал этот странный старик, не было ни письмом, ни счетом, ни доносом. Больше всего это походило на молитву:

Я заинтересовался. Конечно, и до этого момента я уже неоднократно встречался с рассуждениями о жизни и смерти. Люди часто думают о них бессонными ночами, разъясняют детям или строят об этих категориях свои, часто очень смешные для нас, ангелов, предположения в задушевных беседах. Но вот с тем, чтобы человек облекал свои мысли в подобную странную форму, я столкнулся впервые. Во мне проснулось любопытство, и я стал заглядывать в другие бумаги, беспорядочно разбросанные по столу. Меня ждали открытия: оказывается, в одном человеке гнездилось столько противоречащих друг другу желаний…

Я тут же проникся уважением к душе этого мужа, с легкостью презревшей земную славу. К тому времени я уже неплохо знал, как падки слабые люди на такие бренные и сомнительные ценности, как слава, богатство, власть… Захотелось читать еще и еще, и я просмотрел все бумаги, которые были на столе, и принялся за те, что скомканными лежали на полу по всей комнате. Клянусь вам, все, что было в них, оказалось восхитительно! Слово за словом, строку за строкой я вытаскивал на свет Божий, и то, что было жирно, по нескольку раз перечеркнуто, прочитывал тоже и не уставал восторгаться. Это не буквы глядели на меня с белых листов, это сама душа человека разговаривала со мной. Моему потрясению не было предела. Я, уже повидавший всякого на своем ангельском веку, был обескуражен: да если бы мне хоть раз попался такой подопечный, как бы я оберегал его, сдувал с него пылинки. Да неужели я оставил бы на миг без присмотра такую душу…