Салман Рушди - Клоун Шалимар

Стоило Максу подумать о ней — и на лице его появлялась глупейшая счастливая улыбка. Он утратил всякую осторожность и стал заявляться к ней все чаще, он осыпал ее подарками. А она? Она хотела всего и сразу: хотела продуктов из дипломатического магазина — плавленого сыра, американских картофельных чипсов нового сорта, с грядочками как на пашне, ей нравились ролики, рекламировавшие серфинг и скоростные автомобили. Но больше всего на свете ей нравились шоколадки. Шоколад, печенье, конфеты, которым суждено будет стать причиной ее падения, в неограниченном количестве впервые вошли в ее жизнь. А еще она обожала модные тряпки — но не того скучного образца, который ввела в моду Джеки Кеннеди с ее плоскими шляпками и одной-единственной ниткой жемчуга, а новинки, рекламируемые глянцевыми журналами мод (она поглощала их один за другим): индейские головные перевязи-банданы, платья колоколом, кожаные куртки с бахромой, мини-юбки, платья «на косточках», костюмы киношных инопланетян (высокие сапоги, короткие кожаные трусы, виниловые бюстье, длинные кожаные перчатки). Она примеряла все это на себя только в их любовном гнездышке и с готовностью наряжалась для своего возлюбленного, сама в восторге от своей храбрости. Она позволяла ему раздевать себя, как ему заблагорассудится — медленно и нежно или грубо, разрывая одежду в клочья. Эдгар Вуд, на которого легла обязанность избавляться от всего этого тряпья, не вызывая лишних подозрений, свою работу выполнял, но взирал на Бунньи с растущей неприязнью, которую она предпочитала по-королевски игнорировать. Он отомстил ей: настоял на том, чтобы присутствовать при каждодневном приеме ею контрацептивных таблеток. Строгое соблюдение этого пункта было одним из основных условий сделки.

Вследствие внезапного прилива романтического чувства, а также потому, что Бунньи сдержала обещание и исполняла любые его желания, до Макса не дошло то, что она, не произнося вслух, говорила ему с самого начала и считала, что он вполне понял это, когда они торговались, обсуждая свое циничное «Соглашение»: «Не проси у меня отдать сердце, потому что я вырываю его из груди, потому что я разбиваю его на мелкие кусочки и вышвыриваю осколки. Я буду с тобой, но без сердца, хотя ты не заметишь разницы, потому что я буду совершенной копией любящей женщины; ты получишь от меня имитацию любви, но такую, которую невозможно отличить от настоящей». Так получилось, что в «Соглашении о намерениях» незримо присутствовало два полностью противоречащих друг другу пункта: один касался предоставления любви; в другом же подразумевалось, что ни о какой любви речи быть не может. В результате, как Макс и предвидел, грянула беда — разразился самый громкий скандал за всю историю индийско-американских отношений.

Однако какое-то время знаменитый мастер подделки был уверен в том, что владеет оригиналом; он обманывался и гордился своим приобретением, подобно коллекционеру, неожиданно нашедшему на помойке шедевр; и так же, как коллекционер, зная, что приобрел краденую вещь, он был счастлив наслаждаться своим сокровищем втайне от всех. В результате неверная жена из деревни актеров сделалась влияющим, усложняющим и даже формирующим фактором американской дипломатической политики в отношении Кашмира.

Каждую ночь Бунньи твердила себе, что Пачхигам был ловушкой, но каждую ночь ей снился Мускадун, и быстрая музыка его холодных струй пела в ее ушах. Летом в Дели кондиционеры выходили из строя из-за постоянных перебоев с подачей электроэнергии. Обычно это происходило в самое жаркое время дня. Жара придавливала ее, словно камнем, колотила по ней своим молотом. Распластавшись без сил на своем позорном ложе страсти, она вспоминала родные места — Чханданвари, Манасбал и Шишанг, вспоминала цветущие луга Кхелмарга и нетающие снега над ним; вспоминала о прохладных моренах, клокочущих ручьях и ледяных дворцах богов в вышине. Она слышала тихий всплеск овального весла, погружающегося в неподвижную воду, шелест чинар, песни лодочников, легкое трепыхание крыльев птиц — скворцов, зимородков, соловьев и удодов с их смешными хохолками, похожих на молоденьких девушек с высоко уложенными косами. Стоило ей закрыть глаза — и перед нею неизменно возникали отец, муж, подружки, все те, среди которых было назначено жить и ей. Нового возлюбленного не было в этих полуснах — была лишь прежняя, утраченная жизнь. «Та жизнь была для меня тюрьмой», — отчаянно твердила она себе, но сердце называло ее глупой девчонкой. Сердце говорило, что она всё перепутала: то, что она считала тюрьмой, на самом деле было свободой, а так называемая обретенная свобода стала не чем иным, как позолоченной клеткой.