Гэнъитиро Такахаси - Сайонара, Гангстеры

— На самом деле ты бы мог кое-что для меня сделать, — продолжал «Генрих IV». Тело его испускало поистине ужасный аромат. И этот запах уже дошел до моего носа. — Убей меня сразу.

— О нет. Я не смогу.

— Я не прошу убить меня из сострадания. Просто это унизительно — находиться в таком состоянии. Я не могу сдержать эту вонь. И не хочу, чтобы пахло еще хуже, когда я умру.

— Нет, нет. Ты же видел почтовое уведомление? Потерпи еще немного.

Когда его тело сотрясли новые приступы конвульсий, «Генрих IV» прикрыл нос левой лапой, которая еще двигалась.

— Смрад, смрад. Какая вонь! Почему от меня так ужасно пахнет?

«Генрих IV» рыдал.

Я положил «Генриха IV» себе на ладонь.

— Видишь, какой ты теперь маленький?

Указательным пальцем я чувствовал его бьющееся сердце.

— Ах как приятно, — откликнулся он на мой массаж.

Между указательным и средним пальцами я зажал булавку, нацеленную в сердце «Генриха IV».

— Интересно все-таки, как это — «совсем паршиво»? — прошептал «Генрих IV».

Я ударил по булавочной головке.

Они появились на простынях вместе с пятнами от эротических сновидений. К такому выводу я пришел впоследствии.

Я заметил их прошлой ночью. С тех пор эти крохотные твари ежедневно появлялись в моей постели.

Те же проблемы проявились на покрывале. И еще на ковре и в кухонной раковине. Однажды тварь появилась на занавеске, но лишь однажды, к тому же она была какой-то недоразвитой: крошечное существо, нечто среднее между луковицей и человеком. Оставалось только слегка встряхнуть штору, и ее не стало.

Эти твари сильно напоминали цыплят с общипанными крыльями. Едва появившись на моих простынях, они тут же начали долбить друг друга своими крепкими острыми клювами.

Насладившись в течение часа этим побоищем, оставшийся победителем сожрал всех остальных, лежавших на поле сражения, после чего, испуская тошнотворный дух, сдох сам. Видимо, объелся, одержимый азартом победы.

Я разглядывал простыни.

У меня затрепетало в груди. Я ждал появления нового монстрика.

И вот он появился, первый мелкий гад.

Это была точная копия «Толстого Гангстера».

Облизывая свой леденец, он опирался ногой на голову только что появившегося из-под него «Молчаливого Гангстера».

— Тебе надо поработать над своим словарем, — сказал «Толстый Гангстер».

Теперь «Толстый Гангстер» стоял подбоченясь. Прямо под ним, точно пузыри из воды, всплывали, вступая в мир, шляпа «Красивого Гангстера» и автомат «Мелкого Гангстера».

Я услышал голос, пришедший откуда-то со стороны.

— Желал бы я знать, утро сейчас или ночь?

Если утро, встал бы и прогулялся, а ночь — так пошел бы спать.

Размышляя над этим, я вдруг понял, что этот голос принадлежит мне.

Я считал тварюг.

— Одна. Две. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять.

Одиннадцать.

Двенадцать.

Тринадцать.

Четырнадцать.

Твари стали сами выкликать свои номера, не успевал я раскрыть рта.

— Пятнадцать.

— Шестнадцать.

У меня появились дурные предчувствия.

Очень дурные предчувствия.

Дурные предчувствия преследовали меня с самого момента рождения.

Как можно меня простить? И все же…

Я стал вспоминать.

Знаете, и голос у меня сел. Стал таким сиплым, что даже тоскливо.

Ненавижу такие голоса.

Совершенно ни на что не похожий голос.

Я стал чувствовать себя… немного лучше.

Да, в самом деле.

У меня появилось замечательное, прекрасное, просто волшебное чувство.

Видите? Мой голос молодеет.

Все больше и больше.

Я взял корзинку с «Генрихом IV» и пошел к реке, что течет на шестом этаже.

Сегодня дул такой сильный ветер, какого я здесь никогда не встречал.

Почти весь солнечный свет отнесло в небеса, отчего стало темно, как ночью.

Я опустил корзину на речную гладь.

Ветер был настолько крепок, что вода у берега струилась против течения. Проплыв немного в этом направлении, корзинка наконец присоединилась к стремнине и поплыла куда нужно, вниз по течению.

В небе что-то летело, но было так темно, что не разобрать.

Вскоре между туч в небе прорезался пучок солнечных лучей, похожий на свет от прожектора, упавший на летевший женский силуэт.

Два сверкающих белых крыла, каждое размером больше ее самой, вставали за спиной. Я не мог себе представить, что могло вынудить эту молодую женщину в такую погоду пуститься в полет.