Игорь Колосов - Экстремальный диалог

Как она могла подумать такое об Андрее? Он ведь сейчас дома. Дома! Где ему быть? И вообще этот звонок смахивал на какую-то громоздкую, неправдоподобную фальшь.

Вытерев судорожным движением глаза, Маша даже обругала себя. Как вообще она могла поверить какой-то девице, наговаривающей на любимого человека Маши? Она бросилась к телефону, набрала номер Андрея. Набрала не сразу, с третьей попытки, так дрожали руки. Сейчас она убедится, что он дома, расскажет ему об этой зловещей шутке, и они вместе посмеются над этим.

Пошли гудки. Трубку никто не снял. Где же он?

Маша снова набрала номер, молясь про себя, что с первого раза просто не туда попала.

Опять пошли длинные гудки. И снова никто трубку не снял.

Андрея дома нет. Иначе почему он не берет трубку? Конечно, он ушел.

Маша вернулась в свою комнату, села на пол, опершись спиной о кровать. Думала, что вот-вот разрыдается, но тело будто окаменело. Руки, плечи, спина, ноги застыли. Лишь внутри, обжигая, растекалось что-то горячее, тягучее, обещавшее продолжительную боль.

Следующие пять минут в ее душе свирепствовали два монстра, затеявшие поединок, жестокий, недвусмысленный, в котором мог выжить лишь один из них.

Вопросы выплыли, как появляются ряды воинов из поредевшего утреннего тумана. Куда Андрей ушел? Откуда про Машу кто-то знает? Как объяснить такие подробности? Маша словно бросалась из стороны в сторону, как мечущаяся в горящем доме. Вернее, она пыталась выкарабкаться по каменистому склону наверх, к свету, но руки срывались, пальцы немели, и тело опускалось все ниже и ниже, туда, где свет был иллюзией.

Она яростно пыталась доказать себе и той девице, которая уже не могла ее слышать, что все ее слова об Андрее — ложь. Чудовищная ложь. Разве она плохо узнала его? Разве он не относился к ней так, когда других женщин вообще не вспоминают? И разве вчера он не стал ее первым мужчиной? Разве для него это не имело никакого значения?

Все это, конечно, было так, но появлялись другие вопросы, противоположного содержания, будто вылетавшие из пращи. Где же он сейчас? И зачем кому-то называть адрес, если никакой Андрей туда не пошел? Просто, чтобы подшутить?

В памяти, словно затаившиеся предатели, всплыли былые проблемы Андрея. Сплетни о приставании к несовершеннолетним девчонкам, обвинения в домогательстве Ковалевской. Маша вспомнила, как Андрей беспокоился, как дрожал его голос, когда он спрашивал, верит она ему или этим разговорам. Теперь эта дрожь показалась такой отчетливой, реальной, недвусмысленной, теперь она приобрела какую-то иную расцветку.

Не потому ли Андрей так беспокоился, что сплетни, на самом деле, возникли ни на пустом месте? Возможно, Ковалевская и стерва, но не дал ли сам Андрей ей повод? Сейчас это казалось абсурдом, что Ковалевская ни с того, ни с сего взъелась на учителя. Не на ученика, именно на учителя.

Нет, этого не может быть. Она сказала это себе, будто отрезала все сомнения. Не может быть. Андрей не может быть таким лжецом. Почему же его сейчас нет? И когда он придет, что он ей скажет?

Он пошел на часок, не больше, сказала звонившая незнакомка. Чертов адрес, который она продиктовала, горел в памяти Маши неоновой вывеской в вечернем воздухе. Она его запомнила. Что-то внутри у Маши противилось этому, что-то требовало тогда положить трубку, не слушать названия улицы и номер дома, но Маша этого не сделала, против воли запомнив адрес.

Не сходить ли туда? Прямо сейчас?

Абсурд! Зачем ей так унижаться? Зачем уподобляться ревнивой влюбленной дурочке? Андрей сам все расскажет, когда вернется домой и позвонит ей. Она вынудит его, если почувствует фальшь.

Впрочем, она и была ревнивой влюбленной дурочкой. Разве нет? И как она собирается вызвать Андрея на полную откровенность? Если все рассказанное про него правда, значит, раньше она была слепа, и надеяться на прозрение сейчас несерьезно. Что если он ни в чем не признается? По-прежнему будет таким милым, обходительным, говорящим много приятных слов? Она ведь растает, разомлеет, и ничего между ними не прояснится. Все останется по-прежнему, а кто-то будет шушукаться за их спинами, показывать на Машу пальцем. Господи, ведь ее родители уже знают Андрея! Как перед ними будет стыдно, если сплетни окажутся чудовищной правдой, и это откроется!

На глазах выступили слезы. Внутри по-прежнему два противоположных буйства разрывали ее на части. Она и не верила услышанному по телефону и в то же время жаждала узнать истину как можно скорее.