София Ларич - Черно-белая радуга

Она включила телевизор и принялась рассеяно переключать каналы, думая, что даже и не знает, какую передачу или фильм ей хотелось бы сейчас посмотреть. Опять глянула на часы, хотя и так знала, что сейчас почти десять, и решила подождать до звонка мужу минут сорок.

Однако муж не ответил ей ни через сорок минут, ни через час. После третьего неотвеченного звонка недоумение Наташи сменилось злостью. Раздраженная, она заходила по комнате, составляя мысленно список упреков, которые выскажет мужу, когда он появится на пороге.

Скоро в ее злость стало подмешиваться беспокойство. Стараясь вытеснить из головы четкие картинки аварии, она перешла в кухню, где накапала себе в стакан двойную дозу успокоительного. Потом заглянула в комнату сына, но тут же поспешно закрыла дверь, едва он заворочался под лучом света из гостиной. «Чем же ты так занят, что не можешь ответить на мои звонки?», – подумала в сотый раз Наташа и уставилась в телевизор, силясь сосредоточиться на запутанном фильме о борьбе полиции с продавцами наркотиков. Около часа ночи она принесла из спальни подушку и плед и прилегла на диване, сморенная ожиданием.

Едва заслышав сквозь усталую дрему, как в замок вошел ключ, Наташа откинула плед и резко села, готовая встретить мужа гневной отповедью. Андрей, не включая света, крадучись прошел мимо дверей гостиной в кухню, словно надеялся, что она не услышит его прихода, и этим разозлил Наташу еще больше.

– Ты почему не отвечал на мои звонки? – прошипела она в его спину, склонившуюся перед открытым кухонным шкафом.

Он тут же обернулся: «Привет. Ты не спишь еще…».

– Да, вот решила тебя дождаться! Третий час ночи, Андрей! Где ты был?

Он медленно налил виски в стакан, отхлебнул и перевел на нее взгляд:

– Встретил старых знакомых. А что? Случилось что-то, требующее моего присутствия?

Наташа запахнула кофту и сложила руки на груди, готовая к спору.

– А что, твое присутствие нужно, только если что-то случилось?

– Наташ, давай не будем начинать беспредметную дискуссию, – поморщился Андрей. – Как Дениска?

– А что же ты раньше не позвонил поинтересоваться? И не отвечал на мои звонки? – возмутилась Наташа, уже не в силах остановить свой завод. – А? Это так сложно?

– Я не буду с тобой ругаться, и не надейся. Мои дела – это мои дела, и я занимаюсь ими тогда, когда считаю нужным.

– Смотри, как бы твои дела не стали моей проблемой!

Он усталым жестом потер глаз и опустился на стул.

– Наташ… Иди спать.

Она повернулась и, выходя из кухни, бросила: «Подушка и одеяло на диване».

В последний день года Анна проснулась поздно, и еще долго оставалась в сонном тепле постели, раздумывая, чем заняться и где погулять до наступления праздника. Хотелось пройтись по дорожкам тихого парка – чтобы увидеть солнце, светящее ярким пятном из крон деревьев, и безмятежность на лицах прогуливающихся, съесть треугольник яблочного пирога с шариком ванильного мороженого и посмотреть глупенькую и неправдоподобную голливудскую историю про любовь на Рождество. Планы придали телу бодрости, необходимой для того, чтобы принять душ и выйти из дома, и Анна, наконец, выбралась из-под одеяла.

После душа она принялась копаться в чемодане в поисках чистой одежды. Чистой оказалась только длинная вельветовая юбка, которую Анна купила два года назад и уже давно разлюбила, но ее решимости это не убавило. Потом она успокоила ноющий желудок горбушкой черного хлеба – здоровый аппетит все не возвращался к ней и, боясь потерять темп, выскочила из квартиры. Из-за соседней двери доносился звон посуды и громкий женский голос, споривший с хриплым мужским. Семья готовилась к новогоднему вечеру вместе с миллионами других, занятых сейчас приготовлением пунктов традиционного меню, покупками, обзвоном друзей, продумыванием праздничных нарядов. Анне же хотелось прокрутить праздник на быстрой перемотке, а то и вовсе сразу оказаться в следующем дне, чтобы спастись от всеобщего возбуждения, которого было так много, что оно уже казалось ей истерией.

Она доехала на метро до «Чеховской» и, резко огибая медлящих у табличек со списком станций пассажиров, выбралась на улицу. Благодаря скученности зданий, людей и машин в центре города было теплее, чем на его окраине, но Анна мерзла до дрожи и здесь. Москва, впрочем, всегда была для нее холодным городом – слыша это название, она в первую очередь представляла тепло одетых прохожих с неприветливыми от резких порывов ветра лицами. Хотя в списке мест, в которых ей хотелось бы побывать или даже пожить, Москва все же была, но только Москва семидесятых. Интерес к этому периоду в истории города в ней вызывали добротные советские фильмы, ей казалось, что в те годы столица изобиловала талантливыми и занятными людьми. И еще ей хотелось увидеть новыми панельные дома, сейчас торчащие, словно гнилые зубы в стариковском рту, и пустынными проспекты, теперь покрытые машинами так же густо, как раба чешуей. В сегодняшнем городе она видела лишь перевалочный пункт для миллионов ищущих заработка и себя. Ей было грустно осознавать себя единицей из этих миллионов, такая мысль рождала дискомфорт, от которого, как ей представлялось, можно избавиться, только покинув город и уютно устроившись на новом месте. Привыкнуть же к Москве у нее не получалось.