Джеймс Олдридж - Герои пустынных горизонтов

— Как хочешь, — сказал он. — Но тут же усмотрел в этом проявление чрезмерной мягкости и стал возражать: — Нет, девочка. Я так не хочу. Не годится так. Ведь и тебе самой хотелось бы, чтоб было принято какое-то решение, значит, надо решать. Но как решать? Если я вдруг надумаю истратить всю жизнь на политику и парламентскую возню, отразится ли это на наших с тобой отношениях?..

— Конечно, отразится, — сказала она, но сказала как-то неуверенно, будто это ее по-настоящему не трогало.

— Как же именно? И почему?

— Ничего я тебе не скажу, Нед, — ответила она безучастно. — Решай сам, исходя из собственных мыслей и убеждений. А меня, пожалуйста, в расчет не принимай.

Такое безразличие выглядело несколько странно, но Гордон понимал, что оно напускное. Тесс казалась невозмутимой, спокойной и сдержанной, как всегда, однако он чувствовал, что ее внутреннее равновесие нарушено. Она радовалась тому, что она в Лондоне, что она с ним, и в то же время была чем-то огорчена и озадачена и намеренно отдалялась от него, словно для того, чтобы со стороны наблюдать за его движениями, словами, поступками и тем временем самой что-то определить для себя: то ли решиться, то ли выждать, то ли вовсе не делать сейчас шага к сближению. Все это уже стало Гордону ясно. Но в облике ее была мягкость, в голосе слышалась готовность, в глазах светилось раздумье. Она покорялась необходимости и умело, терпеливо ждала.

Он понимал. Но Тесс сама, как видно, себя не понимала, и это помогло ему разрушить последний тонкий слой той чисто женской пренебрежительности, которая всегда служила ей лучшим оружием против него. Он сжал ее пальцы и, лукаво улыбаясь, сказал:

— Стриндберг был прав, Тесс. Отношения между мужчиной и женщиной — это война. Сексуальная хитрость женщины дает ей преимущества в обороне, но у мужчины преимуществ больше. Он ведет наступление, и рано или поздно женщина должна подчиниться ему или же обречь себя на бесплодие и неудовлетворенность.

— Или найти себе другого мужчину, — кротко возразила она и тут же добавила: — Не надо усложнять иронией простые человеческие чувства, Нед.

— Ну, это уже пошлость! — Од засмеялся. — Впрочем, вероятно, ты права. Любовь — действительно простое чувство, потому что она ловушка. В ней нет места для подлинной иронии. В лучшем случае она всего лишь биологический парадокс, глина, из которой лепятся более высокие и благородные стремления. Взять хотя бы тебя…

— Нет уж, меня, пожалуйста, оставь в покое. Тебе не удастся найти тут предмет для спора со мной! — Она взяла его под руку. — Я не собираюсь рассуждать на тему об отношениях между мужчиной и женщиной, Недди. — Она откровенно уклонялась от разговора, и ему приятно было сознавать это.

Ее радость-грусть, глубокая и странная, была связана с ним, и он это знал. Такое большое место он занимал теперь в ее внутреннем мире, что от каждого ее душевного движения непременно тянулись нити к нему. Она приехала в Лондон не ради какой-то простой, ясной цели, но и не в порыве отчаянной решимости: ее привело сюда сложное переплетение мыслей и чувств, с которым теперь она не в силах была справиться. Все ее существование лишилось опоры, она словно совсем оторвалась от родной почвы, от закоптелого фабричного квартала, где самый воздух, казалось, вливал в нее живительную силу.

— Не дразни меня! — В ее голосе вдруг зазвучала тоска.

— А мне именно хочется тебя дразнить, — возразил он торжествуя. — Первый раз в жизни вижу тебя робкой и беспомощной. Ах ты, моя Персефона! Что это с тобой?

— Лондон угнетает меня, — пробормотала она.

— Только это?

— Нет, не только это! — Она пошла вперед, пригнув голову, чтобы защититься от ветра. — Ты на меня плохо действуешь, Нед. Ты у меня выбиваешь почву из-под ног!

— Сожалею, что нарушил твой покой, — сказал он, все еще улыбаясь.

Она пожала плечами. — Не так уж это важно. Скажи, ты хоть рад, что я приехала?..

— Рад, конечно, только я не хотел жертв.

— Что ж, по крайней мере у нас шансы равны. Я сейчас свободна в своих действиях. Ты тоже. Начинаем на пустом месте. Это именно то, чего ты хотел, верно?

— Нет, неверно, — сказал он. — Должен тебе сказать, что я сделал относительно себя одно открытие.

— А! Не слишком лестное, по-видимому?

Но он не пожелал подхватить ее вялую шутку. — Дело в том, девочка, что все, что сейчас происходит со мной: мои сомнения, поиски, — все это сводится к выбору, который я должен сделать, и этот выбор скоро встанет перед каждым, даже самым равнодушным от природы англичанином. Я это понял косвенным образом из моей беседы с Моркаром…