Макар Троичанин - Да пошли вы все!.. Повесть

- Да ладно вам, Марья Ивановна, - оправдывал сорванцов щедрый дядя. – Дети ведь! Растут – им надо. А я уже перестал расти, да и не очень-то люблю печёное тесто, извините. – Он осторожно надкусил пирожок и, не разжёвывая, быстро проглотил, не поняв вкуса. Пересилив отвращение, повторил процедуру.

- А что вы любите? – поинтересовалась смущённая соседка.

- Мы с Дарькой – отчаянные мясоеды.

В доказательство Иван Ильич наклонился и с облегчением протянул оставшиеся полпирожка псу. Тот коротко клюнул носом, фыркнул и отошёл к двери.

- Смотрите, какой разборчивый, - возмутилась обиженная Марья Ивановна.

- Да уж такой, - гордо подтвердил хозяин. – Так как с работой-то?

Она потупилась и затеребила фартучек.

- Я знаю, что надо, да как-то не решусь, - подняла на него коровьи, хотя и голубые, глаза. – В жилконторе предлагают здесь место дворничихи…

- Соглашайтесь, не раздумывая, - настоятельно присоединился к жилконторщикам разумный сосед. – Работа почти дома, и дети под присмотром.

Он отдал пустую тарелку и, радуясь, что соседская обуза вроде бы свалилась с плеч, хотел отпереть дверь и поскорее спрятаться в квартире, как вдруг Дарька взвизгнул позади него и, яростно залаяв, бросился на младшего огольца, пробравшегося за спину Ивана Ильича.

- Ты зачем его обижаешь? – строго спросил большой у маленького.

- А зачем он не даёт лапу? – чуть не плача проорал дрессировщик и нырнул под защитную руку матери.

- Марья Ивановна! – возмутился Иван Ильич. – Прошу вас, пожалуйста, накажите детям не трогать Дарьку? Хорошо?

Недотрога уже скрылся в маленькой дырке, рассерженный сосед открыл, наконец, большую и ушёл, не слушая причитаний и оправданий несимпатичной женщины.

-3-

Ещё два дня ездили на работу дружной парой, будто так было всегда. И как будто всегда встречалась в автобусе знакомая незнакомка. И будто нарочно они с ней оказывались в разных концах автобуса, и надо было передавать рвавшегося к ней малыша чужими руками. Дурно пахнущие «шанелями» и кремами женщины – начитанный кинолог к месту вдруг вспомнил, что сучки всегда валяются во всякой нечисти, чтобы отбить природный запах – напрочь отказывались брать чистое и ухоженное животное своими безобразными синими руками с наклеенными цветными ногтями, предоставляя это право мужикам, и те, улыбаясь Дарьке, осторожным конвейером переносили его к музыкантше. И как всегда, встретившись, прижавшись друг к другу, они о чём-то шептались, изредка взглядывая глаза в глаза, а ревновавшему Ивану Ильичу очень хотелось узнать о чём, и он очень надеялся, что когда-нибудь судьба столкнёт их в автобусе, и удастся подслушать.

В шарашке царило творческое затишье. Михаил всё ещё недомогал, и все маялись в творческом бездельи, ожидая какого-нибудь внешнего толчка. «Если нас прикрыть», - подумал Иван Ильич, - «то ничто и никто не пострадает». Один Шматко не мог найти себе спокойного места, уже отключившись не только от бездеятельных забот родного коллектива, но и от него самого. Номинальный руководитель всячески старался не замечать вошкотни отщепенца, променявшего ум, совесть и честь учёного на хитрость, лживость и алчность торгаша. Между ними росла и росла, расширяясь, пропасть. Сам Иван Ильич, чтобы уйти от неустойчивой действительности, погрузился, по обыкновению, в разработку новой идеи – лазерного дистанционного поисковика, изредка советуясь с Викентием Алексеевичем и подкидывая ему предварительные расчёты. Дарька до обеда спал в углу, на своём рабочем месте, не обращая внимания на слоняющихся сотрудников, напрасно не перенимающих его опыт, а после обеда, пожевав что-нибудь из принесённого хозяином, убегал в коридоры всех трёх этажей и во двор в тщетных поисках учёных собратьев. Дотерпев до четырёх, все обычно начинали испаряться по одному, разумно решив, что от их присутствия нет никакой пользы. Но в третий день пришлось задержаться. Перед самым испарением пристучала каблуками Божия жена и закричала, всполошив Дарьку, который даже испуганно гавкнул:

- Братья-славяне! Грядёт реорганизация! Блюдите дисциплину!

- Стоило ли из-за этого шуметь? – скептически возмутился нестандартный славянин Азарян. – Сообщила бы что-нибудь более новенькое.

Реорганизация, обычно обозначавшая смену вывески, была в последние годы привычной процедурой, и они успели выработать против неё стойкий эмоциональный иммунитет.

- Новее некуда! – не сдавалась возбуждённая Жанна Александровна. – На этот раз перетряхнут весь институт.