Салман Рушди - Земля под ее ногами

«Итак, Юл, зачем слепому нужен оптик?»

«Оптимизм, Джонни. Оптимизм».

«А зачем оптику слепой, Ти-Джей?»

«Не надо обижать моего друга, мистера Си. Он просто видит по-другому, вот и всё».

Когда в «Ригале» Ормус узнал, что будет Юл Сингх со своей командой, он нахмурился и стал жаловаться на жуткую головную боль. Он принял таблетку и прилег в гримерной с ледяным компрессом на голове, а я уселся рядом, массируя ему виски.

— Юл Сингх, — повторял он. — Юл Сингх [106] Сочетание, созвучное английскому «You'll sing» — «Ты будешь петь». .

— Большая шишка, — сказал я, гордясь своей осведомленностью. — Арета, Рэй, «Битлз». Все.

Ормус поморщился, словно головная боль у него усилилась.

— В чем дело? — спросил я. — Таблетки не действуют?

— Его нет, — прошептал он. — Этого мудака не существует.

Я не принял это всерьез.

— Ты бредишь, — сказал я. — Ты еще скажи, что Джесса Гэрона Паркера не существует.

Ему нечего было возразить, и он закрыл лицо руками, Я услышал обрывок песни:

Потом голове полегчало, — видимо, подействовали таблетки. Он сел на диване.

— Что со мной? — спросил он. — Сейчас не время раскисать.

— Ни пуха, — пожелал я ему, и он пошел петь.

После выступления, которое в честь американских гостей Ормус посвятил спасению президента Кеннеди, я был с ним в его крошечной гримерной, вместе с тремя девушками (больше туда не вмещалось). Ормус, к удовольствию дам, был до пояса обнажен. Потом в дверь постучал Юл Сингх. Ормус выставил поклонниц, а мне позволил остаться.

— Младший брат? — спросил Юл Сингх.

Ормус усмехнулся:

— Вроде того.

На Сингха стоило посмотреть. Красивее его синего шелкового костюма мне ничего не доводилось видеть; рубашки у него были с личной монограммой; при взгляде на его туфли двух оттенков кожи ноги начинали ныть от зависти. Сам он был маленький сорокалетний человечек с козлиной бородкой, и его темные очки — несомненно, произведение этого кутюрье par excellence доктора Т. Дж. Эклбурга — были такой формы, что не давали ни малейшей возможности заглянуть в его незрячие глаза, сколько ни выгибай любопытные шею. В руке он держал белую трость слоновой кости с серебряным набалдашником.

— О'кей, а теперь послушай, — он сразу перешел к делу. — Я приехал в Бомбей не в поисках исполнителей, о'кей? Я приехал навестить свою мать. Которой, благослови ее Бог, уже за семьдесят, а она еще ездит верхом. Но это тебя не касается. Так вот, я слышал твою музыку. Ты что, меня за дурака держишь? Кого, мать твою, пытаешься надуть?

Все это было сказано сквозь зубы, оскаленные в учтивейшей улыбке. Я никогда не видел Ормуса таким растерянным.

— Я не понимаю, мистер Сингх, — ответил он так, словно вдруг превратился в мальчишку. — Вам не понравилось мое выступление?

— Причем здесь понравилось — не понравилось? Я же сказал, я не на работе. Там сидит моя мать. Она тебя слышала, я тебя слышал, весь город тебя слышал. Это, значит, посвящение, так? Ладно, ты можешь это петь, ты мог бы быть одним из этих ребят. О'кей. Мне это не интересно. Ты это делаешь ради женщин, чтобы заработать немного, a? Ты получаешь женщин? Ты этого ищешь?

— Только одну женщину, — ответил Ормус слабым голосом, — он был слишком потрясен, чтобы лгать.

Услышав это, Сингх остановился и поднял голову.

— Она сбежала от тебя, a? Ты пел эти подражательные песенки, и у нее лопнуло терпение.

Ормус пытался сохранить остатки достоинства.

— Я понял, мистер Сингх, спасибо за вашу прямоту. Я не исполнял сегодня своих песен. В другой раз, может быть, попробую.

Сингх стукнул тростью об пол.

— Я разве сказал, это всё? Я скажу, когда будет всё, а оно не будет, пока ты, мальчик, не скажешь мне, как ты раздобыл последнюю песню, которую пел, какой сукин сын бутлегер надыбал ее для тебя. Так я сказал, когда ты начал петь. Видишь, что ты со мной сделал, — ты заставил меня выругаться в присутствии моей седой матери. Я никогда этого не делаю. Она вязала и потеряла петлю. Но тебя это не касается.

Последней песней была нежная баллада, медленная, полная томления: песня для Вины, подумал я, одна из тех, что Ормус сочинял на крыше, думая об утраченной любви. Но я ошибался. Песня называлась «Yesterday».