Салман Рушди - Земля под ее ногами

— Эта неблагодарная девчонка. На нее были потрачены деньги. Плата за обучение, карманные деньги. Это немалые расходы, и я остался без средств. С моей стороны справедливо потребовать возмещения.

— Вы предлагаете нам купить ее? — Моему благородному отцу понадобилось некоторое время, чтобы осознать ужасную правду.

Пилу изобразил достоинство.

— Речь не о продаже, — стоял он на своем. — Я не рассчитываю на прибыль. Но вы же честный человек, не так ли? Я уверен, вы не заставите меня нести убытки.

— Мы говорим не о товаре и не о собственности, — возмущенно начал В. В. Мерчант, но Ормус Кама перебил его. Мы стояли, окаменев, в гостиной — шок, вызванный появлением этих людей, вытеснил у нас из головы все остальное, — и взгляд Ормуса упал на колоду карт и горку спичек на столике в углу — следы партии в покер, оставшиеся с позапрошлого вечера, когда окружающий мир начал стремительно меняться. Он помахал колодой перед носом Пилу:

— Послушай-ка, я готов на нее сыграть. Что скажешь, крутой? Всё или ничего. Ну как, согласен или кишка тонка?

Амир запротестовала, но мой отец — чьей роковой слабостью станут карты — успокоил ее. Глаза у Пилу заблестели, а подслушивавшая за порогом свита разразилась поощрительными возгласами. Пилу не спеша кивнул. Он заговорил очень мягко:

— Всё или ничего? Так? Либо я откажусь от всех моих законных требований на компенсацию убытков, либо… Либо что? Что я получу, если ты проиграешь?

— Ты получишь меня, — ответил Ормус. — Я буду работать на тебя, делать все, что ты скажешь, пока не отработаю долг Вины.

— Прекрати, Ормус, — вмешалась Амир Мерчант. — Это ребячество, глупость.

— Согласен, — выдохнул Пилу Дудхвала и поклонился.

Ормус поклонился в ответ.

— Снимаем по очереди. Более крупная карта выигрывает. Масть не важна. Туз бьет все карты, джокер бьет туза. Если выпадают одинаковые карты, снимаем дальше, — предложил он.

— По рукам, — выдохнул Пилу. — Но играть будем моей колодой. — Он щелкнул пальцами. Его носильщик-пуштун торжественно прошел в нашу гостиную, неся на вытянутой правой руке в белой перчатке серебряный поднос, на котором лежала нераспечатанная колода красных игральных карт.

— Не надо, — умолял я Ормуса. — Он тебя надует.

Но Ормус взял колоду, распечатал ее и кивнул:

— Начнем.

— Не тасуем, — прошептал Пилу, — просто снимаем.

— Договорились, — Ормус снял первым. Это была двойка червей.

Пилу рассмеялся и снял. Ему досталась двойка пик. Улыбка исчезла с его губ, и носильщик вздрогнул от его свирепого взгляда.

Ормус снова снял. Десятка бубен. Пилу застыл, его рука дернулась к подносу с колодой — ему досталась десятка червей. Поднос, который держал пуштун, начал дрожать.

— Держи поднос двумя руками, — прошипел Пилу, — или найди кого-нибудь вместо себя, кто не наложит в штаны.

Оба сняли по восьмерке, затем им достались одноглазые валеты, затем валеты с обоими глазами. К шестому кругу, когда оба игрока сняли пятерки, тишина в комнате достигла такого накала, что даже Вина покинула свое убежище, чтобы узнать, что происходит. Пилу Дудхвала обильно потел, рубаха на нем прилипла к животу и к заднице. Ормус Кама, в отличие от него, был совершенно спокоен. В седьмом круге оба вытащили королей, в восьмом — девятки. В девятом снова короли, в десятом — четверки.

— Всё, хватит! — нарушил тишину Пилу. — Теперь я буду снимать первым.

В одиннадцатом круге Пилу Дудхвала вытащил туза пик и испустил глубокий вздох облегчения. Не успел он выдохнуть до конца, как Ормус снял свою карту. Это был джокер. Лицо у Ормуса оставалось непроницаемым, он спокойно смотрел на ухмылявшегося с серебряного подноса шута. Пилу Дудхвала весь как будто осел. Потом он встряхнулся, щелкнул пальцами под носом Ормуса, рявкнул: «Оставь эту сучку себе», — и вышел.

Ормус Кама подошел к Вине, которая на этот раз выглядела как испуганный двенадцатилетний ребенок.

— Ты слышала, что он сказал? Я выиграл тебя честь по чести. Теперь ты принадлежишь мне.

Ормус ошибался. Вина не принадлежала ни одному мужчине, даже ему, хотя любила его до последнего дня своей жизни. Она потянулась к нему, чтобы выразить свою благодарность. Он отступил назад, сразу став серьезным.

— Я не прикоснусь к тебе, — напомнил он, — пока тебе не исполнится шестнадцать лет и один день.

— И даже тогда вам придется сперва пожениться, — добавила моя мать, — если от меня хоть что-то будет зависеть.

Пора, однако, остановиться на позитивной стороне. Неужто нет ничего достойного похвалы в жизни великого субконтинента? Ни великих достижений, ни духовного богатства? Одно только насилие, азартные игры и мошенничество? В наше время, когда национальные чувства обострены до предела, дразнить гусей все труднее, — ведь может оказаться, что эти гуси принадлежат к параноидальному большинству (гусизм под угрозой), легко ранимому меньшинству (жертвы гусофобии), воинственным экстремистам (гусь Сена), сепаратистам (Фронт освобождения Гусистана), все лучше организованным когортам исторических изгоев общества (недогусям или неприкасаемым гусям) или верным последователям верховного гуру — Матушки Гусыни. Да и какой мало-мальски здравомыслящий человек станет их дразнить? Любители поливать гусей грязью ставят крест на своем будущем и разделяют судьбу рождественских гусей.