Мешало Мерри то, что и должно было помешать; ее еврейский дедушка знал это уже в то утро знаменательной встречи на Централ-авеню. Швед сидел в кресле в углу кабинета, в стороне от линии огня. Когда Доун произнесла имя Иисуса, горестно посмотрел сквозь стекло на сто двадцать женщин, работающих в цехе на швейных машинках; все остальное время смотрел себе под ноги. Лу Лейвоу с каменным лицом восседал за столом — не за любимым своим столом, стоящим в гуще рабочего шума пошивочного цеха, а за почти не используемым столом, в тихом уголке, отгороженном стеклянными стенками.
А Доун не повышала голоса, не возмущалась, почти не лгала и твердо удерживала почву под ногами, мобилизуя для этого каждую клеточку своего стройного миниатюрного тела. Подготовленная к этому «поджариванию» одним только жестким отборочным собеседованием, которое ей, «Мисс Нью-Джерси», пришлось пройти перед национальным конкурсом, стоя перед пятью сидящими судьями и отвечая на вопросы о своей биографии, Доун была потрясающа.
Вот начало инквизиторского допроса, который Швед никогда не забудет:
— Ваше полное имя, мисс Дуайр?
— Мэри Доун Дуайр.
— Вы носите на шее крест, Мэри Доун?
— Носила. Недолго. Когда училась в старших классах.
— Значит, вы ощущаете себя религиозной?
— Нет. Я носила крест не поэтому. Меня отправили в летний лагерь, и, вернувшись домой, я стала его носить. Он не был для меня строго религиозным символом. Скорее знаком того, что я в самом деле провела уик-энд в этом лагере и подружилась там со многими ребятами. Крест был в гораздо большей степени связан с этим, чем с ощущением себя набожной католичкой.
— В вашем доме висят распятия?
— Одно.
— Ваша мать набожна?
— Да… она ходит в церковь.
— Как часто?
— Часто. По воскресеньям. Не пропуская ни одного. Во время поста ходит каждый день.
— И что она получает от этого?
— Получает от этого? Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду. Она получает там утешение. Церковь приносит утешение. Когда умерла моя бабушка, мама много ходила в церковь. Когда у вас кто-то умер или болеет, церковь вас утешает. Указывает, что делать. Вы начинаете перебирать четки и молиться, чтобы…
— Четки — это такие бусины?
— Да, сэр.
— И ваша мать перебирает их?
— Да, разумеется.
— И ваш отец тоже такой?
— Какой?
— Набожный.
— Да. Да, он набожен. Церковь дает ему ощущение собственного достоинства. Ощущение, что он выполняет свой долг. Мой отец очень строг в вопросах морали. Он получил очень строгое католическое воспитание, куда более строгое, чем мое. Он рабочий. Ремонтирует сантехнику. Устанавливает масляные обогреватели. В его понимании Церковь — мощная сила, заставляющая тебя поступать правильно. Для него очень значимы понятия добра и зла, необходимости наказания за зло и сексуальную распущенность.
— Что ж, против этого и я не возражу.
— Конечно. Если вдуматься, вы с отцом очень похожи.
— Вот только он католик, набожный католик, а я еврей. Различие немалое.
— Но может быть, и не такое уж большое.
— Нет, большое.
— Как скажете, сэр.
— А что вы скажете об Иисусе и Марии?
— О чем именно?
— Что вы о них думаете?
— Как о личностях? Я никогда не думаю о них как о личностях. Маленькой девочкой я говорила маме, что люблю ее больше всех на свете, а она отвечала, что это неправильно: больше всех любить надо Бога.
— Бога или Иисуса?
— Думаю, что она говорила о Боге. Может, об Иисусе. Мне это все равно не нравилось. Я хотела любить ее больше всех. Других случаев разговора об Иисусе как о человеке и личности я не помню. Все, связанное с ним, видится мне в человеческой оболочке, только когда я прохожу Крестным путем в Страстную пятницу, следуя за Иисусом на Голгофу. В этот момент он как бы воплощается. Ну и, конечно, в яслях.
— Иисус в яслях. Что вы думаете об Иисусе в яслях?
— Что я об этом думаю? Я люблю лежащего в яслях младенца Иисуса.
— Почему?
— Ну, потому что во всей этой сцене есть что-то милое и дарующее покой. И важное. Миг смирения. Все вокруг устлано сеном; маленькие четвероногие жмутся друг к другу. Теплая, греющая душу сцена. Не поверить, что где-то может быть холодно, ветрено. Свечи горят. Все смотрят на младенца с обожанием.
— И это все? Просто так смотрят с обожанием?
— Да. Я не вижу в этом ничего плохого.
— Так. Ну а что вы мне скажете о евреях? Давайте-ка доберемся до главного. Что ваши родители говорят о евреях?
Читать дальше