Владимир Костин - Вальс-бостон

В лагере имел он прозвище-погоняло Бостон. Вернулся угрюмый, кормили там плохо.

Но не надо думать, что Николай совсем ополоумел от своей потери. Работал на МТС, трактористом в колхозе, потом в совхозе, вырастил сына Анатолия, получал грамоты. Анатолий уехал в город и вырос до главного механика в гараже, его единственный сын Максим подался в предприниматели, торговал продуктами и металлоломом. Его даже пытались поджечь, чем дед по-своему гордился. Внук навещал деда. Любил его, пил с ним и баловал.

На восьмидесятилетие деда сын и внук устроили настоящий пир на весь мир. Накрытый во дворе стол поражал деревенское воображение. Бодрый дедушка Николай бегал вокруг него, ловил гостей в объектив дорогой видеокамеры и хохотал, как беззаботное дитя.

На голове у него не было ни одного волоска. Покрытая золотистым загаром, она как никогда напоминала переспелую тыкву.

И тут внук предложил ему выпить мексиканской водки текилы. Она из кактуса, сказал он, бьет по черепу, как молоток. Тебе понравится.

Стоит ли, сказал сын Анатолий, как бы чего не вышло, а сам сглотнул. Главные механики не любят выпить. Бабка замахала лапками: да что же это за опыты такие?

Наливай, потребовал дед, полный стакан наливай! Хлопнул стакан и заснул прямо за столом. Его отнесли в горницу и продолжали веселиться, время от времени навещая спящего. Запомнилось, как Максим, выходя на крыльцо, сказал: — Что-то дед брови сдвинул и кулаки сжал. Наверное, войну вспоминает.

Нет, не войну вспомнил дед Николай. Рано утром он разбудил сына и внука и повел их, охваченных зевотой и ознобом, по росе на известную Дарьину полянку, место в километре от села, где повесилась в 1931 году деревенская раскулачка Дарья Смокотина. Полянку распахивали и забрасывали, нынче она в очередной раз зарастала березовым сором.

Дед уверенно наступил на пятачок земли и подал внуку лопату.

— Текила, говоришь? Копай!

И недолго копали внучок и сменяющий его сынок. Вскоре достали они из земли брезентовый мешок, отлично отдохнувший в сухом песочке.

— Пятьдесят восемь лет назад, — сказал дед, — вас в помине не было, в рот те хрен.

Над полуполянкой-полуколком веял ветерок, в лесу проснулся дятел. Три поколения стояли над ямой, словно напрашиваясь на патриотическую открытку.

Дома дед сказал внуку: — Ты найди там, в городе, самого старого портного еврея, чтоб он помнил этот бостон.

Такого портного Максим нашел в третьем по счету городе и привез его снимать мерки в начале зимы. Портной был ветхий старичок, родом из города Шклова, «про который все знают». Потомки портного опасались его отпускать, и Максим оставил в залог за него тысячу долларов и свой загранпаспорт.

Увидев материал, старичок прижал его к лицу и понюхал. Потом помял в трясущихся руках и сказал: — Не слишком ли мы долго живем, Николай Петрович? Не ангелы ли прислали нам вот этот превосходный бостон?

И старики обнялись, голова к голове. Вышел в некотором роде натюрморт из тыквы и яйца динозавра на фоне заслуженных ходиков «Заря», произведенных в их молочные годы.

Старый портной сшил три костюма-тройки и три кепки с пуговочками, обтянутыми тем же бостоном. Кепка деда Николая напоминает крышку походной кухни.

Солидный остаток бостона дед отдал Максиму — для будущего правнука. И велел поторопиться с его появлением на этот свет.