Вадим Месяц - Лечение электричеством

— Хорошее место, — сказал он. — Мне стыдно за американцев. Они убили родителей твоей жены. Мы не хотели. Когда бомбят, никто не знает, куда упадет. У меня служил товарищ на Берлинской стене. Говорит: вполне люди. Я чувствую, что скоро победят республиканцы. Смотри, это моя фотография на Гавайях. Я не взял с собою крема для бритья. Они продают за шесть долларов. Я брился мылом — я что, дурак? Хороший снимок?

Винни искал одноклассников, они вместе с Грабом шныряли по актовым залам гостиницы, но натыкались постоянно на камин со стоящими китайскими старухами. Старухи садились при их появлении. Рядом бродили однокашники в стиле кантри, с седыми косичками, выглядывающими из-под шляп. Какой-то лохматый японец в костюме башкирского пошива прогромыхал мимо на дамских каблуках.

— Она профессионально играет, — подтвердил Винни. — Ты куришь трубку? Я сигары терпеть не могу.

Перед камином стоял круглый стеклянный стол: на нем вазон с пластмассовыми цветами. Сбоку висела картина с изображением ущелья, через трещины которого низвергались водопады.

— Где взять сигары? — спросил Грабор у декоративных женщин.

Вокруг танцевали пары на картинах, ехали трамваи, повозки, сплошной Париж. Грабор услыхал смех Толстяка и потянул Винни вслед за собой, тот пытался извиниться за Сербию.

— Я зарыл сейф, у нас дома, во врезном шкафу. Всего-навсего четыре с половиной тысячи. Сделал хорошее дело. А она пришла с работы: пыль! нагадил! Мы поссорились на два дня. Я ведь хотел сделать самое лучшее. А вы давно женаты? Моя все тратит на тряпки. Давно женаты? Еще не было проблем?

Грабор подошел к перекатывающемуся столику, на котором стояло несколько графинов с питьевой водой, замотанных целлофаном на макушках. Неясно, кому это было предназначено, просто хотелось пить. Слева висела полка с макулатурными книгами: элементарная экономика, законодательство, роман Лилиан Хелман, где она рассказывает о черепахе с отрубленной головой.

— Вы давно?

— Около недели. Наше свадебное путешествие. Не говори о деньгах. Все наши деньги в руинах ваших бомбардировок.

Вокруг слышалось:

— Съездили на похороны в Сан-Франциско. Муж родителей родной тети. Он пил, все время пил, с детства пьяный. Вообще-то в город мы не ездим, любим природу. И мой муж так говорит, он кровельщик. Ему трудно работать в дождь. Мы любим природу больше всех. Она уже беременная. Конечно.

— Поехали в Неваду, выиграли полторы тысячи. На следующий день на работу я не пошла — мы поехали с мужем смотреть на большие телевизоры. Зачем покупать? Просто интересно, красиво, изображение хорошее.

— Я пукала, так пукала, что не могла остановиться. Решила тоже на работу не ходить. Сказала себе — я умираю. Я теперь умру, как вы думаете?

В перерывах между музыкальными произведениями и романсами Лизонька непринужденно разговаривала с залом.

— Не расстраивайтесь из-за Белграда. Вы же не виноваты. По моему, во всем виноват Богдан, мой бывший муж. Сидел в Колорадо и по телефону решал с приятелем, бомбить или не бомбить Сараево. Лучше бы сам туда поехал. Торговля оружием — грязный бизнес. Конечно, я его бросила. Спою вам что-нибудь народное.

Толстяк полночи перекрашивала свои волосы в рыжий цвет, испачкала казенные полотенца и предпоследнюю футболку Грабора. Тот настаивал на изменении ее внешности. «Женщина должна иметь гордость. Наша женщина должна иметь гордость.»

Когда утром пошел в уборную, ударил ее дверью по голове.

— Ты сюда сидеть приехала?

— Мы в отличие от вас…

Рыжий цвет изменил ее красоту до неузнаваемости, теперь она могла говорить прежние глупости с новым значением. Она легко поняла это и ушла на улицу, сидеть в дымящейся паром джакузи во внутреннем дворе. Рядом в бассейне плескались дети дошкольного возраста в трусах до колена, они купались здесь круглосуточно.

— У тебя джакузи в виде пентаграммы, — сказал ей Грабор, проходя мимо. — У тебя лифчик просвечивает, дура!

Рядом бродила молодежь, похожая на латинских туристов. Прошел мальчик с крупными плечами под шелковой майкой. Над водой пронесся запах одеколона. Вокруг бассейна росли растения: синие длинные цветы, похожие на гладиолусы, рядом с ними стояли такой же высоты березы.

— Выходи, хабла рыжая, — сказал Грабор. — А то напьюсь без тебя.

Топорщились пальмы, около них прогуливались инвалиды, мужчина и женщина, они горбились и улыбались.

— Не было никакой Советской власти, — говорила глубоко пожилая женщина, тыкая в ползающих по земле сверчков костылем. — До революции я говорила на родном языке. Вокруг русские — иностранцы. Теперь вокруг — англичане, тоже иностранцы. Ничего не изменилось, но я получила хорошую пенсию. А Советская Власть — сон, я не уверена, что все это было. Вы согласны? Я заслужила. Конфеты, санаторий.