Вадим Месяц - Лечение электричеством

— Сколько ты вчера заработала? — Грабор похлопал Лизоньку по колену.

— Хватит на пару месяцев. В Америке не задают таких вопросов. И вообще, для жизни не нужно торговать своим телом. Не отвлекайся. Смотри, какая морда!

На красной двери одного из домиков была приколочена зловещая кабанья голова, вырезанная из дерева.

— Наверное, здесь водятся кабаны. Надо быть осторожнее.

— Ты ходил когда-нибудь на охоту?

Грабор кратко задумался.

— Мы с Бубой в молодости часто ходили охотиться на баб. Сначала пили до двух ночи, а потом вспоминали о главном. В два ночи мало чего найдешь: общаги закрыты, кабаков почти нет, да и они закрыты. Полное отсутствие живой жизни. Один раз притащили домой кошку, тоже живое существо. Мыли ее в душе лучшим шампунем, угощали шампанским. Утром я принес ей кофе в постель. Она жила с нами дня три-четыре.

Горы возвышались фронтирами мрака по обеим сторонам шоссе: чем выше в горы, тем дороже бензин: есть вероятность, что бензина не будет. Толстая улыбалась, вспомнив свое.

— У нас в классе одна девочка сообщила, что завтра всей семьей они едут колоть кабана. Я не знала, что это значит. Я решила, что они поедут в деревню, встанут вокруг кабана и будут колоть его маленькими иголочками, что у взрослых такое развлечение. Что мы сегодня будем жрать? Я хочу угостить тебя. Мы выживем. Мы победители. Спорим, в Рено я выиграю денег на самолет? Полетим над землей, о-ле-лей. Чё-то последнее время моя бабка не пела.

Скалистые, одутловатые, густые тени нависали над ними задумчивыми лбами: противно жить и мчаться, когда о тебе так много думают.

Восемнадцатиколесный «Петербилт» 379-й модели, большая машина, груженная гравием, шла за ними следом по серпантину. Блистала никелированным прицепом, от этого блистания было можно закрыть глаза.

Они поднимались в гору, грузовик сохранял дистанцию. Вытянутый, прямоугольный нос красного цвета, две торчащих выхлопных трубы по бокам, блестящий бампер: это все, что было пока видно. Красная передвижная гора встала им в хвост и преследовала их безо всякого интереса. Грузовик рокотал, маленькие фары снисходительно уперлись в калифорнийские номера Лизоньки. Они пронизывали туман и снег.

— Это Винни, бля буду, — сказал Грабор. — Он нас все-таки вычислил.

Вероятность того, что это он, была нулевой, но им было приятно думать, что их приятель рядом с ними. Водитель грузовика следовал за ними в виде элементарного пятна в усиливающейся снеговой завесе, он был невзрачный и бессодержательный: сидит там какой-то мужик, ему мешают мелкие авто впереди, на одной полосе все равно не обгонишь. Грабор замолчал, только вглядывался в нагромождения горных кряжей, едва различимые в темноте.

— Разворотные площадки, — сказал он. — Это называлось разворотные площадки. Мне нужно было пойти в Веселое, передать деньги, мне было тогда десять лет. Там ветры с Охотского моря засыпают все выше головы. Вот так, очень много. Там клубника с кулак, кедровые шишки с твою голову.

— Подожди. Я должна сосредоточиться.

Лиза вцепилась в руль, напрягаясь от приближения грузовика, маячившего и стучащего за их спиной.

— Прекрати, это правда. Правда, против которой не попрешь. Мне было десять лет… Меня послали за рассадой… Отнести деньги в часть…

«Петербилт» тянулся сзади: промелькнула освещенная бензоколонка со статуями оленей для привлечения публики. Они могли быть настоящими, эти олени, но они не шевелились: в таком тумане и на такой скорости не разберешь. Напротив заправки заледенел водопад на ступеньках сколотых утесов.

— Дорога была в одну колею, если грузовики встречались, то пятились назад, до этой самой разворотной площадки. Меня они могли не заметить. Я шел и орал, размахивая веткой от елки. Я боялся. Нет, не было холодно. Я слишком боялся.

— У тебя повреждения в мозгу?

— Почему? Он заметил меня, затормозил; его занесло. Он развернулся поперек дороги, завяз в сугробах. Маленький грузовик, «Камаз». Тоже рабочая машина… Мы потом плясали вокруг, пока не придет помощь. Он так и говорил мне: «пляши — замерзнешь». Похоже на «лечись электричеством».

— Грабор, ты такой хороший, я люблю тебя. У тебя мало мозга. Добрый такой. Я жрать хочу.

Грабор вспоминал свою жизнь, стараясь о ней не думать. Имело смысл вдуматься: все равно Толстая не заметит.

— Водила был хороший, — сказал он. — Он заметил меня. Внимательный. Деньги потом отобрал. Говорит: ты маленький, вырастешь — заработаешь. Я так и не заработал. Мы ехали домой и смеялись. Я убью его когда-нибудь.