Владимир Мазаев - Особняк за ручьем

— Да спасибо, чего там… Под-дошел я за эти дни, думал — все, к-кранты.

— Где ты это время был?

— Одну ночь под кедрой перекантовался, чуть д-дуба не дал, а потом в охотничьей избушке — тут недалеко — как дурак сидел.

— Когда ты оттуда ушел? — спросила Инна, чувствуя, как все у нее внутри сжимается, будто перед ударом.

— Да когда, вчера, как стихать стало. Умотался по снегу, думал, не доцарапаюсь…

Инна медленно поднялась, взяла с полу свой полушубок и снова легла, укрывшись с головой. «Это из-за меня все, из-за меня», — думала она.

— Раз вы меня знаете, — Костя нерешительно потоптался, сел на уголок нар, — то скажите: что с Васькой Отургашевым? Вышел он?

— Вышел, вышел, — сказала Инна глухо. — В городе уже, в больнице.

— Что с ним? Тяжело?

— Обморозился.

— Дураки мы с ним, конечно, колоссальные… А Заварзин что? В избушку ушел? Д-давно?

— Вчера утром.

— От дураки, так дураки.

Инна откинула полушубок, внимательно посмотрела на Костю.

— Чего это ты себя навеличиваешь?

— А, — махнул Костя рукой, — да ну… Вот пожевать бы еще чего-нибудь — у вас не найдется?

— Сгущенное молоко в рюкзаке, хлеб; больше ничего.

— Смотреть не могу на сгущенку! — с отвращением сказал Костя, но все же поднял рюкзак, стал рыться в нем. — Это когда у меня Буланчик з-забурился в снег, я его так и сяк, — не идет, хоть реви. Провалился по самое б-брюхо — и ни с места. Обрезал я вьюки и седло заодно, а он все равно п-подняться не может. Ну, думаю, ладно, отдохнет, оклемается, сам выберется, а мне топать надо. Вытащил из вьюка четыре б-банки консервов, думаю: мало ли что. А банки все без этикеток. Какую потом ни открою — сгущенка. Представляете, какая у меня все эти дни с-сладкая жизнь была?..

В руках Кости оказалась фляжка. Он развинтил ее, понюхал, повел глазами на Инну…

Через час, в расстегнутой шубейке, уже осоловевший, Костя сидел за колченогим столом. Перед ним лежала раскрошенная булка хлеба, стояли кружка с водой и банка с крупной серой солью. Лицо его в жиденькой растительности по краешкам скул и с потрескавшимися от ветра губами искажала гримаса каких-то, только ему одному ведомых, переживаний.

— П-послушайте, вы спите? — спросил он, вяло шевеля языком.

— Сплю, — ответила Инна, не открывая глаз. — А что?

— Я знаю, кто вы… Вы — корреспондент! — Костя тряхнул белобрысой головой. — Хотите описать в художественной форме этот случай, да?

— Прекрати пить и ложись, — сказала Инна.

— Что? Это ваша фляжка?

— Моя.

— Н-ну!.. Заварзинскую фляжку я узнаю с закрытыми г-глазами.

— Все равно ложись: утро скоро.

— Я жду З-заварзина. Я знаю, он теперь меня уволит, без выходного пособия. И правильно сделает. Но я б-буду ждать.

Костя поднял кулак, потряс им около головы.

— Заварзин колоссальный мужик, а мы все мелкие щенки и зола. Так и запишите: з-зола… Вколачивал же я Ваське, давай пересидим эту з-заварушку, еды от пуза, тарифные капают, чего нам? — А он: топать надо, меня там баба ждет, целый сезон не виделись. Ну вот — теперь увидятся… Только вы того… — спохватился Костя, — про бабу не пишите, это я между прочим… да и редактор все равно не пропустит. А напишите лучше, что Васька — тоже к-колоссальный мужик…

Он тяжело перекинул ногу, уперся о скамью обеими руками, шатко поднимаясь.

— Н-нет, не буду я сидеть и ждать Заварзина. Не могу я сидеть, — это п-подло — сидеть. Я пойду навстречу… Где мой т-треух…

Серьезность его намерения была очевидна. С сопением, покачиваясь на нетвердых ногах, он стал засовывать в карманы остатки хлеба со стола, потом нашел треух, кое-как напялил его, двинулся к порогу, бормоча: «Мы с Васькой д-дураки, но мы не подлецы, не-ет!..»

— А ну, вернись! — строго потребовала Инна, отбрасывая полушубок.

Костя приостановился, поднял предостерегающе руку.

— Т-тихо надо!

— Не смей, слышишь? — крикнула Инна.

— Товарищ к-корреспондент! Ваше дело ф-фиксировать, а не вмешиваться. Лучше запишите в своем блокноте: так на его месте поступил бы к-каждый…

Он дернул дверь и шагнул через порог.

Инна выскочила следом в морозную темень, сразу провалилась в снег. От высокого звездного неба, от притихших вокруг снегов исходило матовое сияние.

— Ты с ума сошел! Куда? Вернись сейчас же!

Нагнав медленно удалявшегося по целине Костю, она схватила его за руку.

Костя, не останавливаясь, вырвал руку.

Тогда Инна забежала вперед и, чувствуя свое бессилие, неловко размахнувшись, ударила его по щеке — раз, другой… С Кости свалился треух; от неожиданности он сел прямо в снег, забормотал: