Ночной звонок оборвал тишину и, словно выжидая, завис где-то в темноте; сразу нельзя было понять, откуда он пришел — из глубины неспокойного сна или от входной двери. Отметая последние сомнения, звонок ударил вновь нетерпеливо и настойчиво.
В той жизни, что была до этого, нам так требовательно и нахально не звонили. Соображая, кто бы это мог быть, я соскочил с кровати, торопливо натянул брюки. Нет, друзья и знакомые так не звонят. Час назад, отсидевшись пару дней после расстрела Белого дома у своих московских друзей, я вернулся в свою служебную квартиру, помылся, выпил кружку чая и, махнув на все рукой, решил остаться дома.
— Не открывай, — шепотом попросила меня жена. — В городе такое творится…
Звонок прозвенел в третий раз, я подошел к двери, повернул защелку. На площадке стояли трое. Впереди один в черном плаще и синей рубашке с галстуком, за ним двое — в зеленых куртках. Наметанным взглядом я сразу понял — оперативники. Удостоверившись, что перед ним тот, к кому они пришли, «плащ» молча протянул бумажку.
Нет, это не был ордер на арест. В машинописной писульке, ссылаясь на распоряжение мэра и указ президента, нам предлагалось в трехдневный срок освободить занимаемое помещение. Подписи и печати в извещении не было.
Бумажку я брать не стал, сказав, что все понял, и попытался закрыть дверь. Тот, что в плаще, выдвинул вперед ногу.
— Возьмите. Не то пригласим понятых, — пригрозил он. — Вам же будет хуже.
— Хуже я уже видел, — буркнул я. — Не пугайте, пуганы.
Из дверей напротив выглянула соседка, я понял — не спит весь подъезд.
— Такие извещения всем раздаете? — ровным голосом, будто речь шла о чем-то постороннем, деловито спросил я.
— Нет, не всем. Тем, кто в списках.
— В-о-он оно как! — догадливо протянул я. — Удостоили.
Сам того не понимая, человек в плаще приоткрыл многое.
Еще несколько дней назад к нам на квартиру звонили люди из правительства, сладкими голосами предлагали жилье и работу, если я добровольно откажусь от депутатского мандата. Зная нерасторопность наших чиновников, я сообразил: за эти суматошные дни быструю сортировку на лояльных и нелояльных сделать было невозможно. Выходило, списки на выселение были заготовлены еще задолго до разгона парламента.
— Спокойной ночи, мужики, — стараясь не раздражать исполнителей чужой воли, тихо проговорил я. — У меня ведь дети. Завтра им в школу.
— Возьми, чего куражишься, — покосившись на соседские двери, все так же громко, но уже без угрозы в голосе проговорил «плащ».
«О такие бумажки — руки марать», — хотел сказать я, но, натолкнувшись на холодные глаза тех, что стояли за его спиной, промолчал.
— Вы позже прийти не могли? Или подождать хотя бы до утра, — сказала жена. — В конце концов есть же закон.
Увидев за моим плечом жену и ребятишек, «плащ» убрал ногу.
— Если боитесь начальства, бросьте бумажку в почтовый ящик, — сказала жена и захлопнула дверь.
На площадке потоптались, послышались шаги прочь, загудел лифт. Мы прилипли к окнам. У подъезда стояла милицейская машина, возле нее с автоматами прохаживались омоновцы.
— Какое они имеют право на зиму выселять людей! — с горечью проговорила жена. — Есть же закон, жилищный кодекс, который в конце концов никто не отменял. Почему нет решения суда?
— О каком законе ты говоришь! — воскликнул я. — Закон расстреляли из танков. Теперь мы вне закона. Впрочем, и они вне закона, — я показал глазами на милицейскую машину. — Поймут, да будет поздно.
Жена, оглянувшись на ребятишек, спросила:
— Что будем делать?
— Что, что. Собирать вещи! — грубо ответил я и пожалел — она не заслуживала такого тона. Из-за меня приехала сюда, насмотрелась, натерпелась за эти дни такого, что и в страшном сне не увидишь.
Мы сидели еще долго, каждый думал в свою сторону. Что делать дальше? Казалось, во всей квартире поселилась безысходность, не было и щелочки, чтобы спрятаться от нее. И страха не было. Он, наверное, бывает, когда теряешь все, но я знал, жизни нас не лишают, даже не арестовали, а всего лишь выгоняют из депутатской общаги, которая было ничем не лучше и не хуже других подобных московских общежитий. Уж добивать, так до конца — так решила победившая власть. Хотя, честно говоря, после Белого дома другого ждать не приходилось.
— Надо собрать самое необходимое и ехать домой, — решительно сказала жена. — Чего здесь высиживать!
— На какие шиши? — подумав немного, ответил я. — На одни билеты больше миллиона надо. Давай спать! Больше сегодня не придут, впереди три дня, что-нибудь придумаем. Ребятишек жаль, срываем среди учебного года.
Читать дальше