Валерий Хайрюзов - Приют для списанных пилотов [Повести и рассказы]

Романова подняла на него глаза. Глаза у нее были прежними, усталыми и чем-то недовольными.

— Извини, я тут совсем зарапортовалась. — Она пододвинула к себе требование и размашисто подписала. — Когда собираешься улетать?

— Да вот, если позволите, побуду еще немного и улечу, — по инерции пробурчал Порогов. — Чего доброго, еще скажете, что это я развалил компанию.

— Да ты, Коля, не обижайся. Мы сейчас здесь все как ошпаренные. Мне надо с тобой встретиться и поговорить.

— Так мы вот встретились, в чем вопрос?

— Нет, нет, только не здесь. Ты вечером свободен?

— Для тебя я всегда и везде свободен.

Голос его прозвучал фальшиво.

— Ты знаешь бар «Охотничий домик»? Это на Цымлянской. Давай встретимся там. У меня к тебе очень важный разговор.

— Я не помню, чтобы там был какой-то бар, — стал припоминать Николай. — Но домик так домик. Найду. Во сколько мне там быть?

— В семь вечера.

Даже пообещав Шуре прийти в бар, Николай не знал: правильно он поступил или надо было отказаться. Но, подумав, решил: раз пообещал, надо идти. Все-таки для него Романова по-прежнему кое-что значила в этой жизни. Тогда, после девяносто третьего, когда он впервые остался без работы, она по-настоящему выручила его. К тому времени у него в издательстве лежала рукопись книги. Но не было денег, чтоб оплатить типографские расходы. Он знал: просить деньги — портить отношения. Но у кого и под что просить? Один раз дать могут, второй — вряд ли, да и просителей развелось — раком до Москвы не переставишь. С помощью книги он надеялся поправить пришедшие в полный упадок финансовые дела.

Узнав о его денежных затруднениях, Шура нашла ему богатого армянина, который, как она говорила, имел в городе сеть шашлычных и ресторанов и который, по ее словам, знал, что Николай, сочувствуя армянам в Сумгаите, чуть не проиграл выборы. Встретившись с ним, Порогов сказал, что для рекламы фирмы и имени мецената он на первой странице поблагодарит его за оказанную помощь и поддержку, более того, пообещал, что в случае успешной распродажи вернет деньги. Бизнесмен, поглядывая на Шуру, спросил, сколько будет стоить книга, и попросил привезти счет.

Однако продать книги оказалось не менее сложно, чем издать. Книготорговцы поставили на нее такую цену, что Николай понял: на этом деле не заработаешь. Тогда Порогов решил продавать книги сам. Знающие люди посоветовали, что лучше всего делать это на конференциях, соревнованиях, всевозможных презентациях, там, где предполагалось большое число потенциальных покупателей. Нагрузившись книгами, Николай шел на эти симпозиумы и турниры, договаривался с администрацией, отыскивал свободный столик, раскладывал свою печатную продукцию. Рядом с нею выставлял картонку. На ней синей тушью было выведено — десять рублей. Столько же в соседнем киоске стоила бутылка пива. Люди подходили, читали аннотацию и, пролистав пару страниц, клали книгу обратно. Николай замирал, когда к столу, за которым он стоял, подходили знакомые. Если была возможность, то он делал вид, что попал на распродажу собственных книг случайно. В такие секунды ему казалось, что его самого выставили на продажу. Впрочем, некоторые вполне серьезно интересовались книгой, долго разглядывали ее, затем начинали рыться в кошельках. Вообще, как известно, лишних денег никогда и ни у кого не бывает. Если человек был одет бедновато, то Порогов не выдерживал и говорил, что денег не надо, подпишет, мол, книгу и так.

Лишь через какое-то время он понял, что бутылка пива и книга для покупателей были неравноценным товаром. Пиво было для них удовольствием, а книга? Ну кто хочет платить деньги за то, чтобы работать? В конце концов ему надоело прятаться, он взял у торгующих соседей пустую коробку из-под обуви, на картонке крупными печатными буквами написал название книги и цену. Вспомнив московские подземные переходы, ставшие сценой для исполнителей песен, Николай воспользовался их отработанным психологическим приемом; сыпанул в коробку мелочь, затем, подумав, положил туда несколько десяток, отошел в сторонку и начал наблюдать. Люди подходили вертели в руках книгу, она, как желтый цыпленок, распахнув картонные крылышки, взлетала к лицам, чтобы через несколько секунд плоско и грубо плюхнуться обратно на стол.

Нет, смотреть на это было невыносимо. Как назло, знакомые шли косяками, но книгу не брали, а если и брали, то тут же находили его глазами и шли к нему, чтобы Николай поставил автограф, после чего старались лично ему вручить десятку. Николай, испытывая угрызения совести, начинал говорить, что давно мечтал подарить книгу, но все как-то не попадал на глаза. Вскоре торговать собой ему надоело, и он решил свернуть лавочку. Заглянув в коробку и пересчитав деньги, сведя дебет с кредитом, обнаружил, что в нынешнее демократическое время люди честнее не стали.