Иэн Бэнкс - «Империя!», или Крутые подступы к Гарбадейлу

— Что-что? — переспросил Олбан, не понимая.

(«Папуа — Новая Гвинея? При чем тут это, мать твою?»)

— ПНГ — персона нон грата. Иными словами, нежелательное лицо. Традиционный термин из лексикона дипломатов… — объяснил он со знанием дела, но тут же немного испортил эффект, добавив: — Или что-то в этом роде.

Олбан посмотрел на Блейка, обретающегося в дымчато-солнечном Гонконге за два года до его передачи Китаю и незадолго до наступления второго тысячелетия, и впервые искренне посочувствовал этому человеку.

— Ну, с годами люди смягчаются.

— Хочешь сказать, Уинифред хоть немного смягчилась? — посмотрев на него в упор, спросил Блейк.

— Скорее нет, — признал Олбан, которому пришлось отвести глаза.

— Ты поддерживай со мной связь, — сказал Блейк с прохладцей и вновь обратил свой взор на далекие самолеты. — И если она подобреет, дай мне знать.

Да она скорее умрет, чем подобреет, сказал про себя Олбан, зная, что это чистая правда. Через неделю он уволился из фирмы.

Погода была ужасная; над всем побережьем сильный западный ветер тащил за собой комковатое одеяло толстых серых туч, извергая полосы косого ливня и удары стихии. Олбан думал о Верушке: прячется, наверное, в своей палатке от дождя, бьющего по тонкому яркому нейлону толщиной в бумажный лист, или, что еще хуже, карабкается сквозь шквал и туман вверх по горному склону с тяжелым рюкзаком на спине. Это даже хорошо, что погода такая скверная, убеждал он себя: даже ВГ не рискнет оставаться под открытым небом. Чем хуже погода, тем вероятнее было ее возвращение, так что в некотором роде «чем хуже» означало «тем лучше». Но если она настолько упряма, или зациклена на горах, или преисполнена ненависти к его семье, что не намерена возвращаться ни под каким видом, то «чем хуже» означало «тем хуже». Не исключено, говорил он себе, глядя в окно гостиной, выходящее на утес и подернутый туманом водопад (сдуваемый сейчас вбок), что она бросит свою затею и отправится куда-нибудь в другое место, чтобы только не возвращаться сюда. Возможно, пересидит в ближайшей гостинице.

Тем временем представители «Спрейнта» приземлились в Инвернессе, но из-за шквального ветра и сильной облачности их вертолет не смог лететь дальше. Видимо, им не оставалось ничего другого, как взять машину, — наравне со всеми.

Олбан беседовал с родственниками: за завтраком, потом во время ожидания хорошей погоды и приезда остальных и, наконец, когда приехавшие уже слонялись по дому. Первоначально планировалась утренняя рыбалка на озере Лох-Гарв, но ее пришлось отменить из-за шторма, так что людям вроде как некуда было себя девать. Дети шумно развлекались в старой библиотеке, переоборудованной под игровую комнату: они сражались в бильярд и настольный теннис. Взрослые — те, кому не лень было вникать в суть дела, — знакомились с присланными «Спрейнтом» документами, в которых содержались обоснования финансовых предложений. Люди постепенно стягивались в гостиную, где было достаточно стульев, кресел и диванов, поближе к полыхающему в камине огню, словно ища защиты от бьющего по окнам шквального дождя.

В кухне, за торцом длинного стола, углубившись в свой ноутбук, сидела тетя Кэтлин, которая решила заморить червячка бутербродом с беконом и чашкой чая. Кэт, женщина довольно милой наружности при возрасте в пятьдесят один год, сняла пиджак и повесила его на спинку стула, оставшись в блузке цвета морской волны и юбке от того же делового костюма. Ее седеющие каштановые волосы были собраны в длинный «конский хвост». Она была едва ли не единственным ответственным лицом, с которым он еще не беседовал о предстоящей продаже семейной фирмы американской корпорации.

— Тетя Кэт, ты, случайно, не играешь ли в игрушки, зная, что нашей фирме, возможно, осталось жить считанные часы, а? — спросил Олбан, устраиваясь под углом к ней.

— Скажешь тоже, Олбан! — Она на миг развернула к нему свой компьютер.

Олбан сделал удивленное лицо:

— Неужели появились игры в виде бухгалтерских ведомостей? Что же будет дальше?

— Просто изучаю теперешнее финансовое положение «Уопулд груп», — пояснила она.

— И как наш добрый старый гроссбух — все еще не в красном из-за убытков?

— Черный, как червовый туз, — сказала Кэтлин и растянула тонкие губы в улыбке, глядя поверх очков. — Бухгалтерский юмор.

— Надо же! Не знал, что такой существует.

— Во всяком случае, мы сохраняем платежеспособность.

— Чтобы «Спрейнту» было удобнее заглотить нас, моя внученька.