Масахико Симада - Повелитель снов

– А у Мэтью какой был номер?

– Кажется, седьмой. Азиаты пользовались не очень большим спросом, но у Мэтью был открытый характер, он говорил на двух языках: английском и японском, немного объяснялся по-испански. Продолжай мы сейчас содержать приют, дети-азиаты, наверное, стали бы более востребованы. Обучив Мэтью кантонскому диалекту китайского, можно было бы выдавать его за китайца, что удобно. Но мое время ушло. Мы с Барбарой живем как обычная семья стариков. Ей бы хотелось переселиться в Новую Зеландию. Если положить все сбережения в новозеландский банк, то можно получать 16 процентов и жить на них. Но этими деньгами нельзя воспользоваться за границей.

Катагири вытер салфеткой молочную пену с кромки усов и сказал:

– Итак, я рассказал тебе много ненужного, но о прошлом Мэтью ты все сможешь узнать, посмотрев эти материалы. Я потратил много времени, чтобы отксерокопировать их. Наверное, и мадам Амино будет довольна.

Перед глазами Майко возникла стопка бумаг, по толщине не уступающая телефонному справочнику. В черной обложке, тщательно переплетенная, плотно нашпигованная прошлым Мэтью. Журнал его развития, который босс и мама заполняли по очереди, дневник, который вел он сам, когда подрос, – о том, как переживал, любил, сердился. Сюда же были включены отчеты о результатах его работы ребенком напрокат.

Майко хотелось приступить к чтению немедленно. Если бы не появился человек, которому понадобилось разыскать Мэтью, записи о его прошлом никто бы не стал ксерокопировать, они бы выцветали, желтели и ветшали. Подобно книгам, спящим в глубинах библиотечных фондов. Если проследить жизнь Мэтью по этим записям, то впереди тебя будет ждать улыбающийся Мэтью в его нынешнем облике, с его нынешним голосом. Майко была уверена в этом. И тогда он придет в мои сны, подумала она.

Раз уж работа для тебя – и друг, и любимая, то о своем существовании нужно заботиться. Но на самом-то деле забота о существовании ограничивает твою свободу. Когда я остаюсь один, я всегда жалуюсь Микаинайту: «Мне бы побольше свободы…» Так частенько говаривал и старший брат Саяка. Саяка… Моя хорошенькая сестричка, которая заставила меня вспомнить о чем-то давно забытом. Она была одна на крыше универмага. У меня оставалось время до начала следующей работы, и я вышел на крышу, чтобы позагорать и поесть мороженого. Она смотрела на меня с презрением, не отводя взгляда.

– Тебе чего? Дело какое-то ко мне? А ты вроде хорошенькая. Как тебя зовут?

Всем своим видом она показывала, что ей нет дела до стандартного набора комплиментов.

– Саяка Хираока. А дела у меня к тебе нет.

– Тебе сколько лет? Нет, подожди. Попробую угадать.

Я посмотрел на полную грудь девочки. Такого взгляда, как у глубоководной рыбы, не бывает у честных и хороших детей. Но это и не презрительный взгляд ребенка переходного возраста. Двенадцать лет! Я был уверен, что это двенадцатилетняя девочка, которая рано повзрослела. В тринадцать вообще перестаешь верить взрослым. А в двенадцать взгляд еще полностью не затуманивается при виде взрослого человека. Остается любопытство: какие странные эти взрослые. У меня, по крайней мере, было так. Но я не угадал. Ей было одиннадцать.

– Дядя, а ты откуда?

– А ты как думаешь? Слушай, не называй меня дядей. И я не опасный тип. Это и так ясно – достаточно посмотреть на меня.

– С опасными интересно.

– Ой, ой. Хорошо, конечно, ничего не бояться, но смотри, вот похитит тебя кто-нибудь, – я хотел немного подшутить над ней. Мне не нравился этот взгляд, полный презрения к взрослым.

– Ну и пусть. А ты работу прогуливаешь, да?

– Это тебя не касается. Будешь болтаться без дела, от мамы попадет.

– Мама занята. А мне тоже делать нечего, вот хотела поболтать с тобой, дядя.

Может, она подражает разговору соседских теток? У меня действительно было свободное время, и я решил проводить ее до дома.

Посмотрев в глаза Саяка, я внезапно подумал: а может, у меня тоже были такие глаза до того, как я стал подростком? И моментально почувствовал к ней симпатию. Она для меня – ребенок напрокат. Эта мысль не казалась мне противоестественной.

– А что ты делала на крыше универмага?

– Так, ничего.

– Ты всегда играешь одна?

– Угу.

– Почему? У тебя нет друзей?

– Есть, но мы часто ссоримся. И вообще я мрачная.

– Ты, наверное, переживаешь из-за чего-то.

Она кивнула, поджав губы. Может быть откровенной. Я обнял Саяка за плечи и повел в кафе. Я хотел угостить ее пирожными и развеселить.