Возможно, отец Бетси все еще работает в Министерстве иностранных дел, поэтому он, похоже, чувствует мое смущение. Наконец он прерывает молчание:
— Мы говорили с ней после того, как Шанхай превратился в Одинокий остров. Мы думали, что она в безопасности, раз находится на британской территории. Но после восьмого декабря мы уже ничего не могли сделать. Дипломатические каналы сейчас почти не работают. — Он смотрит в свою чашку с кофе и горестно улыбается.
— Она сильная, — говорю я, пытаясь подбодрить мистера Хоуэлла. — Бетси всегда была умной и храброй.
Так ли это? Я помню, как она страстно спорила о политике, когда мы с Мэй думали только о том, чтобы выпить еще шампанского и потанцевать.
— Мы с миссис Хоуэлл постоянно себе это твердим.
— Надежда — это все, что вам остается.
Он хмыкает:
— Как это похоже на вас, Перл. Всегда видите светлые стороны происходящего. Вот почему вы так хорошо жили в Шанхае. Вот почему вы успели выбраться оттуда до того, как все началось. Все, кто поумнее, успели оттуда выбраться.
Я молчу, и он смотрит на меня. После паузы он продолжает:
— Я здесь в связи с визитом мадам Чан Кайши. Я путешествую вместе с ней по Америке. На прошлой неделе мы были в Вашингтоне — она выступила в Конгрессе с просьбой о материальной поддержке Китая в борьбе против нашего общего врага. И напомнила присутствующим, что Китай и Америка не могут считаться полноценными союзниками, пока действителен акт, ограничивающий въезд китайцев в страну. На этой неделе она собирается выступить в Голливуде и…
— Принять участие в китайском параде.
— Похоже, вы и сами все знаете.
— Я тоже туда иду, — говорю я. — Мы все идем, мы очень ждем ее приезда.
Услышав слово «мы», он как будто в первый раз оглядывается. В его безрадостных глазах я вижу воспоминания о девушке, которая, возможно, никогда не существовала. Он видит мою грязную одежду, маленькие морщинки вокруг глаз и потрескавшиеся руки. Окончательное понимание приходит к нему, когда он замечает тесноту кафе, стены, выкрашенные в цвет детской неожиданности, пыльный вентилятор и жилистых мужчин в повязках «Моя не япошка», уставившихся на него как на морское чудище.
— Мы с миссис Хоуэлл теперь живем в Вашингтоне, — говорит он осторожно. — Бетси рассердится, если вдруг узнает, что я не пригласил вас к себе. Я мог бы найти вам работу. С вашим уровнем английского вы можете помочь стране.
— Моя сестра тоже здесь, — выпаливаю я не раздумывая.
— Привозите и Мэй. У нас есть место. — Он отставляет тарелку с рагу. — Ужасно видеть вас здесь. Вы выглядите…
Странно, но именно в этот момент я вдруг все понимаю. Я сломлена? Да. Я позволила себе стать жертвой? До некоторой степени. Я боюсь? Постоянно. Часть меня все еще мечтает убраться отсюда? Конечно. Но я не могу уехать. Мы с Сэмом выстроили жизнь для Джой. Она несовершенна, но это наша жизнь. Счастье моей семьи значит для меня больше, чем возможность начать все сначала.
На фотографиях, сделанных в клубе, я улыбаюсь, но на снимке, сделанном в тот день, выгляжу ужасно. Мистер Хоуэлл, в пальто и шляпе, и я стоим рядом с кассовым аппаратом, на котором я написала: «Всякое сходство с японцами совершенно случайно». Обычно наши посетители смеются над этой надписью, но на фотографии никто не улыбается. Несмотря на то что это черно-белый снимок, мне кажется, я вижу краску стыда на моем лице.
* * *
Несколько дней спустя мы все садимся в автобус и отправляемся на голливудский парад. Поскольку мы с Иен-иен много сделали для сбора денег в фонд «Помощь Китаю», нам выделили очень хорошие места — прямо перед фонтаном, отделяющим сцену от зрителей. На сцену выходит мадам Чан в парчовом чонсаме, и зал взрывается аплодисментами. Она восхитительна.
— Сегодня я прошу всех женщин уделить больше внимания образованию и политике, — объявляет она. — Вы можете заставить вращаться колесо прогресса, оставаясь при этом прекрасными женами и матерями.
Несмотря на то что мы внимательно слушаем ее призыв оказывать всяческую поддержку движению «Новая жизнь женщин», сдержать восхищение ее внешним видом невозможно. Я начинаю по-другому смотреть на собственную одежду и понимаю, что чонсам, который я ношу, чтобы порадовать туристов в Чайна-Сити и соответствовать требованиям миссис Стерлинг, может быть и патриотичным и модным символом.
Вернувшись домой, мы с Мэй надеваем самые лучшие чонсамы. Вдохновленные примером мадам Чан, мы желаем выглядеть так же стильно и патриотично, как она. На мгновение мы вновь становимся красотками. Сэм фотографирует нас, и на секунду перед нашими глазами встает студия З. Ч. Позже я спрашиваю себя — почему мы не попросили Сэма сфотографировать, как мы с Иен-иен пожимаем руки мадам Чан Кайши?
Читать дальше