Лео Яковлев - Штрихи к портретам и немного личных воспоминаний

Декабрь 1992

Столетний юбилей великого философа и математика Норберта Винера — одного из тех, кто самым радикальным образом изменил ход развития человеческого общества и чьи идеи определили это развитие во второй половине XX века и будут определять его в течение ближайших столетий, прошел незамеченным.

Отчасти нас может извинить то, что в некоторых советских изданиях в качестве года его рождения указан 1895-й. В действительности же Винер родился 26 ноября 1894 года. Рассказывать о жизни Винера довольно трудно, так как практически все о себе он рассказал сам в великолепных автобиографических книгах «Бывший вундеркинд» и «Я — математик», но неписаные юбилейные правила все же заставляют нас коснуться основных вех его жизненного пути и попытаться сообщить о нем то, что он забыл или не успел о себе сказать.

Винер родился в семье американских евреев — потомков эмигрантов из русской Польши, из Белостока, покинувших родные края не в поисках счастья, а в предчувствии готовящихся погромных «акций». Вероятно, дар прогнозирования был присущ этой семье изначально, и знаменитый белостокский погром ее миновал.

Отец Норберта — Лео Винер — был профессором славянской лингвистики в Гарвардском университете и свободно владел несколькими языками, в том числе русским, что позволило ему перевести на английский 20-томное собрание сочинений Льва Толстого. Отец имел огромное интеллектуальное и нравственное влияние на Норберта, многое определившее в его последующей взрослой жизни. Под влиянием же отца в своих художественных и литературных вкусах семья была ориентирована на немецкую культуру, и немецкий язык наряду с английским был родным языком Норберта.

Сам Норберт от рождения был крайне близорук, почти слеп, что в значительной мере определило его физическое развитие — полноту, малую подвижность, одиночество, перешедшее в любовь к уединению. Читать он начал в четыре года, и почти сразу же круг его чтения составила научно-популярная и научная литература, в основном, в области естественных наук; к семи годам его «умственный багаж» был огромным и разносторонним.

В 14 лет Винер получил степень бакалавра, а в 18 — докторскую степень в Гарвардском университете, получив при этом стипендию для совершенствования знаний за границей. Там, в Кембридже, одним из главных его учителей в области математики и философии стал замечательный ученый Бертран Рассел. Именно Рассел убедил его заниматься не только философией математики, но и самой математикой, что привело его на лекции Г. Харди в Кембридже, а затем Д. Гилберта и Э. Ландау в Геттингене.

Потом последовало несколько лет преподавательской работы в университетах США, и, наконец, в 1919 году, в двадцатичетырехлетнем возрасте Винер попадает в одну из великих крепостей американской науки — Массачусетский технологический институт (МТИ), в стенах которого, образно говоря, проходит вся его дальнейшая жизнь, так как все его последующие планы, путешествия и достижения связаны с работой в МТИ.

Как и у Эйнштейна, характер и жизненные принципы Винера сформировались в семье, не следовавшей еврейским традициям и настроенной на ассимиляцию. О своем происхождении Винер узнал в 15-летнем возрасте, и это знание не стало для него ни потрясением, ни причиной особой гордости или радости. Он принял его как факт, который в дальнейшем никогда не скрывал и которым никогда не тяготился. Однако, в отличие от Эйнштейна, к еврейскому движению он не примкнул. Тем не менее, события века вторгались в его жизнь, и после прихода Гитлера к власти в Германии Винер откладывает многие свои научные начинания и вплотную занимается спасением и трудоустройством евреев-ученых, преследуемых нацистским режимом.

Весьма значителен его вклад и в американскую оборонную промышленность, сыгравшую большую роль в разгроме вермахта. Такова внешняя канва его жизни, ничем не выделяющая его судьбу из судеб многих американских ученых его времени, независимо от их этнической принадлежности.

Обратимся же к его творческому пути и к основным этапам и событиям его внутренней, самой главной для него жизни. Эта его невидимая жизнь прошла на грани свободы и необходимости. Он был абсолютно свободен в выборе общих проблем, и в то же время жизнь и обстоятельства ставили перед ним конкретные задачи в самых различных областях человеческой деятельности, и он не уклонялся ни от того, ни от другого.