Пол Теру - Моя другая жизнь

Ахмед, сжимая руль руками в белых перчатках, плавно свернул к «Танлинк». За два года пребывания в Сингапуре я впервые переступил порог этого клуба. Гарри Лазард стал его членом меньше чем за год. Он ждал в вестибюле и поведал мне об этом своем достижении, пока мы шли в столовую для избранных.

Проходя мимо фотопортрета Уинстона Черчилля, Лазард громко сказал:

— А знаете ли, его мать была американка.

За столом он пояснил, что ему очень приятно толковать об этой подробности биографии Черчилля в присутствии английских членов клуба. Я заметил, что уши у Лазарда волосатые. Он отказался взять меню, сообщив официанту, что и так его наизусть знает; попросил подать дежурный «обед дня»: ростбиф, йоркширский пудинг, жареный картофель и брюссельскую капусту. Ошеломленный, я заказал то же самое.

Бранить еду он начал, как только ее принесли, чем испортил мне весь аппетит.

— Вам бы надо разочек пообедать у нас дома. — Он усмехнулся. — Тут, знаете ли, вышла забавная история. Мы с женой как-то превосходно поужинали «У Мишеля». Я захотел познакомиться с шеф-поваром, и когда тот подошел к нашему столику, спросил, сколько он зарабатывает. Повар был китаец. Как выяснилось, платили ему не слишком много. Я сказал, что дам вдвое больше, если он перейдет работать в мой дом. Малый учился стряпать у одного первоклассного сайгонского кулинара. Теперь он принадлежит мне.

Это впечатляло: не чинясь, просто сказать человеку: «Я вас беру»…

— Деньги все решили в один миг, — продолжал Лазард. — Обычная история. У большинства жителей Сингапура заработная плата до смешного низкая. Удивительно: местные люди сами не понимают, какие они искусники. Тут вас могут накормить так, как не накормят нигде в мире.

Его Сингапур был насквозь кондиционирован и весьма приятен. Мой, потный и жаркий, был битком набит народом. В его Сингапуре был клуб «Танлинь», где собирались игроки в поло и в гольф; в моем — университетский клуб, полный нытиков. Он жил в Сингапуре высокого кулинарного искусства, я — в Сингапуре, где питались поджаренной лапшой и соевым соусом, изготовленным амой. Его переполняло блаженство, меня снедало нетерпение. Я жил в доме без телефона, ездил на автобусе, купался в реке Сингапур и покупал у велорикш гашиш. Я знал, что мой Сингапур уходит в прошлое, что мои дни здесь сочтены.

— Видите, как тут чисто, какой всюду образцовый порядок? Это редчайшая вещь, согласны?

— Здесь бьют людей палками за ничтожные проступки, — сказал я. — Здесь нет свободы печати. Здесь безжалостны по отношению к моим студентам. Недавно городские власти лишили их стипендий по той причине, что изучение английской литературы не входит в программу «национального строительства». Именно это выражение они употребили. Правительству нужны экономисты и ученые. Поэзия же есть заблуждение, она уводит с правильного пути.

— Почему вы не оставите службу?

— Мне нужны деньги, — сказал я, чуть не подавившись. — Подвернись что-нибудь получше, я бы не раздумывая за это ухватился.

— У меня, конечно, тоже масса сомнений по поводу Сингапура, — сказал Лазард, а я обрадовался, что он прекратил расспросы. — По образованию я инженер-химик. Моя фирма производит и продает химикалии. Так же как и электронику.

— Тогда странно, что вы не стоите горой за сингапурское правительство.

— Но я при этом еще и на стороне поэтов, — улыбнулся Лазард.

— Они уничтожают старый Сингапур. От города скоро ничего не останется. Вот почему я пишу о нем роман. Я хочу запечатлеть и магазинчики, и гавань, и проституток, и Бугис-стрит, и велорикш — пока еще слышен звон их колокольчиков.

— А ваш главный герой преподает в университете?

— Нет. Он клерк у судового поставщика. Их тоже скоро повыведут.

— Великолепная идея.

— Любой роман, кроме всего прочего, это история общества.

— Как, наверное, и вся литература, — кивнул Лазард.

— Разумеется. Поэзия тоже. Возьмите любое стихотворение, где описывается идущий по Англии поезд, — и вы там непременно прочтете, что по рельсам его тащит паровой локомотив. Но таких локомотивов больше нет. Поэзия отстала от времени.

— Читатель поэзии… — Умолкнув, Лазард расстегнул свой портфель с нетерпением, свидетельствовавшим о том, что он собирался сделать это чуть ли не с самого начала. Порывшись в портфеле он вытащил на свет божий толстый, похожий на книгу журнал и показал мне. « Метро куотерли. Журнал по искусству». Журнал почти сам открылся именно на той странице, какая требовалась. Я увидел коротенькое стихотворение. Достаточно было одного взгляда, чтобы охватить текст целиком. «Какое зрелище! Большая рыба, орудуя умело плавниками, взмывает вверх на пенном гребне волн, и вот уже, сверкая чешуей, она кружит бесстрашно над скалою».