Татьяна Догилева - Жизнь и приключения Светы Хохряковой

– Видит вроде, дядь Петь.

– К врачу-то все равно сходи, здорово Люська тебя огрела.

– Схожу.

Из кухни выскочила тетя Люся с приказом:

– Света! Борщ!

Я не поняла:

– Какой борщ?

– Ты же к Мане за лаврушкой шла! Борщ у тебя на плите! Выкипел небось весь. Кастрюля сгорит!

– Не сгорит. Не ставила я борща. Это я просто к Мане на подмогу.

– Ишь ты, защитница. Вот и получила. – Тетя Люся обняла меня: – Прости бабу глупую.

– Да ладно, теть Люсь.

– Петя правильно говорит – к врачу сходи. Вон глаз красный!

– Схожу!

– Значит, Светка, борща у тебя нет? – спросил дядя Петя.

В ответ я только вздохнула и развела руками.

– А у меня есть! – выскочила из кухни Маня. – И борщ, и мясо с картошкой, и селедка с луком!

– Может, и бутылка припасена?

– Припасена!

– Вот это дочка! Не дочка, а загляденье. Тащи все на стол! Праздновать будем!

Усевшись за стол, мы все, кроме Мани, конечно, выпили по рюмке водки и с удовольствием закусили селедочкой с лучком. Вдруг дядя Петя расхохотался: «Девки, ну и рожи у вас! Красные-красные, прям как из бани!» Мы поглядели друг на друга и тоже прыснули. У всех троих лица алели маковым цветом, у меня и Мани от вафельного полотенца тети Люси, а у нее от беготни, крика и эмоций. «А тебе, Светка, вообще ни за что досталось!» – хохотал дядя Петя. «Ничего! На будущее!» – весело ответила я и посмотрела на Маню. Она поняла мой взгляд, обняла быстро и поцеловала в щеку. «Светка – человек. Я ей так благодарна. Она моя лучшая подружка!» – сказала она родителям, а мне захотелось заплакать и повиниться перед соседями, объяснить, что мало меня отходила тетя Люся, надо бы и второй глаз подбить, потому что на самом деле я во всем и виновата. Раненый глаз уже наполнялся соленой влагой, но слезы так и не пролились, тетя Люся меня опередила: уткнувшись в то самое полотенце лицом, начала всхлипывать. «Мать, ты чего?» – изумился дядя Петя. Маня гладила ее по плечу и просила: «Мамочка, ну не плачь, пожалуйста». Тетя Люся опустила полотенце и, стесняясь, сказала: «Да это я сейчас от радости. Петь, налей еще». Дядя Петя с возгласом: «Вот это другое дело!» – живенько наполнил три рюмки. Мы снова чокнулись и выпили. Маня шмыгнула на кухню за борщом. А тетя Люся обратилась ко мне: «Я же, Свет, столько лет о маленьком мечтала, сказать не могу. Манечку когда родила, жили мы с Петей тяжело, денег совсем не было. Дочку все бабкам да теткам подбрасывала, чтоб лишнюю копейку заработать. И не заметила, как она выросла. А как на ноги вставать начали, захотела еще деток, да Бог не давал. Уж старались с Петром, старались, а все зря. Бывало войду в детский магазин, ползунки тереблю и думаю, и это ребеночку купила бы, и это, и то. Машенька-то у нас в обносках, считай, росла. А сейчас деньги есть, одела бы ребеночка как куколку, во все самое лучшее. А потом вспоминаю, что ребеночка у меня не будет, и сердце просто разрывается». Она вытерла мокрое от слез лицо полотенцем и голос ее изменился. «А последнее время все мне мальчишечка-грудничок снился. Прямо извел меня всю. Как ночь – он тут как тут. Я гадала, к чему бы?»

– Мальчик – значит маяться, – обозначила я свои небогатые познания в разгадывании снов.

– Ну теперь они обе помаются! – дядю Петю ничего не могло сбить с хорошего настроения. – Даст им прикурить!

Маняша уже расставляла тарелки с дымящимся борщом.

– Да я и не против. Я с радостью. Только здоровенький бы был. Отец его как, ничем не больной? – спросила тетя Люся почему-то у меня, я аж борщом поперхнулась и закашлялась.

– Здоровый у него отец. И хватит, мама, больше о нем ни слова, – выручила меня Маня.

– Молчу, молчу, – покорилась тетя Люся.

– Как назовешь-то? Придумала уже? – поинтересовался дядя Петя.

– Придумала, пап. Ильей назову.

– Это парня ее так звали? – громким шепотом опять спросила меня тетя Люся. Кашель, который почти закончился, навалился с новой силой, раздирая мне глотку и грудь. Из раненого глаза все-таки покатились непрерывным ручейком слезы.

– Мама! – повысила голос Маша. – Что ты пристала? Света ничего не знает, она целыми днями в театре крутится, у нее своих забот полон рот. Оставь ее в покое! Ильей решила назвать в честь дедушки!

Дядя Петя довольно крякнул: «Молодец, дочка. Вот уважила. Дед твой – геройский человек был. Два ордена имел. Давайте батю моего помянем». И мы снова выпили. Стали есть борщ, вкусный был безумно. Потом в ход пошли пельмени. К концу обеда мы осоловели так, что попытка попеть песни ни к чему не привела. Дядя Петя стал клевать носом за столом, и тетя Люся с Маней стали укладывать его на диван, а я оставила счастливое семейство, пошла домой и вырубилась. Первый раз спала спокойно, безо всяких снов.