Валерий Шелегов: Батя

Внук Бати чем-то походил на этих беззащитных, но в тоже время сильных и вольных птиц.

Механик базы Иван Шершень соорудил кормушку у дальней от ворот стены. Подвесил на веревках крышку от фанерного ящика к швеллеру; под кормушкой перевернул на попа железную бочку. Лёха с этой бочки доставал ручонкой до кормушки, сыпал голубкам жменьками просо.

В боксе зимовали и артельские бесхозные псы, такие же чумазые от земляной пыли, как и комбинезоны слесарей. Маленький Батяня тащил в сумке косточки из столовой, распределял их псам, чтобы не ссорились собаки. Однажды Вася Руденко приказал отстрелять собак. Батяня вступился. Теперь псы живут в тепле, сытые отходами столовой.

Старатели собак не гонят — это хоть какое-то напоминание о далеком доме, во дворе которого обязательно живет свой голосистый сторож.

— Пойдём, — кивнул Батяня механику. — Покормим голубей.

Лёха-Малёха подражает деду автоматически. Даже этот кивок головой знаком старателям, таит в себе нечто такое, от чего иногда мужики бледнеют, когда этот кивок сделан Клеймёновым.

Эскорт из трех рыжих собак двинулся за ними. У Ивана припасено ведро с пшеном за бочкой.

— Помочь? Вот так!

Иван подхватывает парнишку и ставит на днище бочки. Батяня оглядывается вниз, ждёт.

— Ах, растяпа! — Иван бежит в курилку за стулом.

Теперь Батяне ладно. Со стула он достаёт кормушку подбородком. Тянет жменьку пшена к переступающему кособоко голубку. Коготки птицы скребутся по фанерному днищу, но голубь не пугается мальчишку, не взлетает с насиженной кормушки. Он прихрамывает; кто-то швырялся камнями. На кабинах и капотах тракторов голубиный помёт — за это гоняли по глупости — от злости: попробуй не отмыть голубиный помёт! Вася Руденко шкуру спустит.

— Бедненький! — Жалеет Батяня зашибленного голубка. — Не бойся, мой холоший.

— Подай ессо горсточку, — просит Ивана.

Обычно Батяня не сюсюкает.

Иван без дела пшеном не сорит, подает малыми горстями.

— Ну, со так мало? — нетерпелив Батяня.

— Ес-со!

Иван протягивает горсть «ессо».

— Гуля — гуля. Дугачина, я зэ тебя не обидю.

Поскрёбывание голубиных коготков о фанеру прекращается.

— А ты боявся, — кормит Лёха голубка просом с ладошки.

Не пугается Батяню и белогрудая голубка. Планирует на крыльях со швеллера на фанерную кормушку. В боксе зимуют и воробьи. Пересыпаются стайкой вкруг кормушки, но не садятся. У ног Ивана повизгивают рыжие чумазые собаки, будто радуясь за своего повелителя Батяню. Идиллия! Мужики перестали стучать железом, наблюдают от тракторов. А Батяня заливается счастливым смехом — у дальних ворот слышно.

Загремело железо. Значит, Клеймёнов в бокс зашел с мороза.

— Слезай, дед идёт. — Хочет Иван снять со стула Батяню.

— Слышу! — Недоволен Батяня. — Я ему голубка дам подержать.

Клеймёнов идёт по боксу вразвалочку.

— Не проголодался? — Снимает внука со стула и ставит перед собой.

Косится на жёлтое просо вокруг бочки.

— А то в столовой кисель тебя ждёт.

Кисель из брусники Лёха-Малёха обожает. Ест его ложками из глубокой фарфоровой тарелки, как суп. Клеймёнов тоже вынужден «любить» кисель.

В столовой на раздаче очередь. Обед только начался. Столик председателя артели в глубине зала у высокого светлого окна. Поверх стекла натянута пленка, оттого свет в окне матовый. Зима на дворе. Плёнка сохраняет тепло.

В очереди оживление, хохот от анекдотов. Теснятся, дают свободное место у раздачи.

Батя не любит, чтобы ему прислуживали у стола. Сам по-хозяйски оценит порядок у плиты, выберет блюдо. Питание в артели за счёт «председательского фонда». Выбор блюд хороший. Оттого часто из посёлка у Бати гости к обеду. Сегодня никого нет.

— Только кисель! — Важно требует Лёха-Малёха. Ему и не знаемо, что кисель варят только для него. Старатели пьют чай.

Забирает тарелку с холодным киселем и на вытянутых ручонках несёт к столу.

Клеймёнов отказывается от боща, берет жареную оленину, картофельное пюре.

— Жаль, — сокрушается повариха. — В поселковой столовой такой борщ на вес золота.

— Старатели — заработали, — гудит Батя.

— Наташа! Ты ведь знаешь, не люблю повторять! Опять?

На краю разделочного стола Клеймёнов заметил пожеванный сигаретный окурок в губной помаде. За привычку курить возле плиты повариху Наташу кличут за глаза «Окурком». В артели у всех есть «погоняло». Вторую повариху за телесные формы «Коробочки» — нежно кличут «Дюймовочкой». У Дюймовочки не переводится летом на участке бражка. Когда Батя на полигоне или в Нелькане, старатели водят хоровод вокруг Дюймовочки.