Андрей Матвеев: Норки нараспашку

Хотя это не бред, это просто Ловля Форели В Америке.

Между прочим, про «Америку, которую мы потеряли» придумал тоже И. Кормильцев, и именно он советовал мне так назвать этот текст.

Но мне больше нравится название «Норки нараспашку». Хотя бы потому, что я знаю, что оно обозначает, потому что в свое время читал Воннегута. Оно обозначает то, что у женщины между ног. То есть дырку в межножье, на английском это место называется the cunt, кстати, вчера я вдруг решил перелистать отчего-то не исчезнувший с моих книжных полок роман еще одного американца, Филиппа Рота, «Болезнь Портного» (мне больше нравится другой перевод названия, «Жалобы Портного»), и очень смеялся, потому что там все — про the cunt. Про то, как еврейский подросток Алекс Портной становится еврейским мужчиной-юристом, и про то, как он пытается трахнуть все норки, что встречаются на его пути. И про то, как у него много с этим обломов, хотя у него очень большой член, но обломов все равно много — потому что у него много комплексов.

Кстати, это еще одна причина, по которой мы (сейчас это можно сказать с полной убежденностью) читали американские книги. В русских книгах нашей юности комплексов не было. В американских — были. Когда ты еще совсем молодой человек, то у тебя много комплексов. Если ты читаешь книги, то хочешь читать как бы о себе. И потому мы читали про свои комплексы у тех авторов, которые писали о них совершенно откровенно, потому что тогда американские писатели действительно писали обо всем этом откровенно. И те, кого я уже перечислил. И другие: например, Трумэн Капоте, Джон Чивер, Джон Апдайк и даже Ирвин Шоу. И еще многие и многие, кого я могу перечислить ниже, но не буду, потому что все это мне самому напоминает сказку про белого бычка, которая никогда не заканчивается, как никогда не заканчиваются норки нараспашку — кавычки я пока убираю.

Хотя про «норки» (опять в кавычках) лучше всего писал, конечно же, не Воннегут, самый великий описатель норок (снова без кавычек) — Генри Миллер, но для меня Генри Миллер — это та Америка, которую я, по крайней мере, не потерял. Ибо это не Америка, это другая литература другой страны, точно так же, как и Уильям Берроуз, как — отчасти — Джон Барт, как, в конце-концов, странный человек по имени Томас Пинчон. Это литература про поиски другой свободы, не столько внешней, сколько внутренней. Это очень мрачная литература, хотя временами она заставляет тебя уже не хохотать, а гоготать. Но это не «американская» литература, хотя и написана она на английском языке.

Я же попробовал повспоминать именно об американской. И у меня это плохо получилось, потому что вышло как с прозой Хемингуэя — три части айсберга на поверхности, семь под водой.

А это значит, что ту Америку мы действительно потеряли, но это и не страшно. Хорошие писатели всегда остаются хорошими писателями, пусть даже давно никто не перечитывает ни Фолкнера, ни Хемингуэя, ни Фицджеральда, ни Томаса Вулфа — называю признанных классиков минувшего столетия.

Пусть уже никто не только ничего не перечитывает, но и не читает — они жили, они писали книги, мы их читали, мы все еще живем.

А значит, в нас до сих пор живы их фразы и названия их книг. Как в случае с «Завтраком чемпионов» Курта Воннегута-младшего и его «норками нараспашку».

Так что Бог с той Америкой, которую мы потеряли, в конце концов, счет наших потерь уже столь огромен, что порою устаешь считать.

И тогда смотришь на опустевшие книжные полки и думаешь: интересно, а кто все же читает сейчас все эти, некогда бывшие моими, книги?!