Ференц Мора - Дочь четырех отцов

Не знаю, забыла ли матушка Полинг преподнести дочери это лекарство, или головная боль на этот раз оказалась слишком упрямой, во всяком случае. Андялка недомогала до самого вечера. Назавтра, как только занялась заря, я уже был на чердаке, но цветочкам пришлось удовольствоваться утренней росою — Андялка не показывалась. Зато кто-то начал упорно ломиться в наши ворота. Весь дом еще спал, поэтому я сам отправился объясняться с ранним гостем.

— Кто там?

— Я.

— Кто это «я»?

— Ну я он и есть я, собственной персоной.

— Что вам надо?

— С господином председателем хочу перемолвиться.

Тогда я открыл ворота.

— Ба, да это Бибок! Неужто вы уже встали?

— Да мы, изволите видеть, и не ложились нынче. Всю-то ночку проработали напролет. С толком поработали, слава тебе господи, в курганнике-то черепов — чудеса да и только! Вот я вам и докладаю собственной персоной. Чего там, говорю, порадуем барина пораньше.

Что до радости, то с ней обстояло примерно так же, как у того подмастерья перед поркой: мне хотелось как можно скорее отделаться. Предчувствия меня одолевали самые мрачные.

— Где же вы их нашли, эти черепа?

— Какой где. Были и такие, что без лестницы не достать.

— И все целые?

— Кое-где ажно кожа цела.

— Что-о? — остолбенел я. — Что это за черепа?

— Да разные, дьявол их разберет, в темноте-то. Вам бы, сударь, самим пойти да взглянуть.

— Сейчас приду, ботинки только надену.

Курган и в самом деле был усыпан белевшими издали черепами.

В старых молитвенниках так изображали Голгофу.

Мать честная, уж не раскопали ли эти жулики старое холерное кладбище?

Когда я приблизился к «горе черепов», с души у меня камень свалился. Человеческих черепов там не было, зато неразумные животное были представлены лучше, чем в зоологических залах Национального музея. Лошадиные, коровьи, собачьи черепа, черепа йоркширских свиней, македонских мулов и, кажется, даже череп верблюда. Все они лежали рядком на траве, а над ними, словно два шамана, стояли, опираясь на заступы, кум Бибок и Марта Петух, преисполненные молчаливого достоинства; вокруг простиралось поле, блестевшее капельками росы, ночные шорохи уже стихли, а дневные голоса еще не проснулись, на небосвод взбиралось оранжевое солнце, а путь ему прокладывала верная служанка — предутренняя звезда в серебристом одеянии. В этой картине определенно было что-то язычески-венгерское. По стилю вполне сгодилось бы в «Мифологию» Ипои [122] «Венгерская мифология» — книга Арнольда Ипои. .

— Черт возьми! Что вы тут наделали, мужики?

— Уж никак не меньше тыщи пенге [123] Пенге — венгерская денежная единица. , — Марта Петух разрушил идиллическую картину сугубо современным намеком. — Андраш не в счет, ишшо ночью в город на; телеге поехал, да и бросил он службу-то.

— Не об том разговор, — перебил кум Бибок весьма серьезным тоном. — А об том разговор, что мы честь спасли.

— Что-что?

— Вот вы надысь все убивались над той дрянной черепушкой. Ладноть. Стоило не стоило, не нам судить, ваше право, ваши деньги плочены. Таперича не скажете, будто вас обдурили. Мы вам заместо одного десять добыли.

— Да где, где добыли-то? В преисподней, что ли? Тут без дьявола не обошлось, не иначе.

До сих пор кум Бибок был преисполнен сознания собственного достоинства, теперь же он заговорил совсем уж высокомерно:

— А вот энто, господин председатель, до вас не касается. Мы ж не спрашиваем, на кой ляд они вам, а вы не спрашивайте, откель мы их взяли.

— Да не в том дело, братец! Что мне делать-то со всей этой падалью? Костей я не собираю и клея не варю.

От древа Бибокова высокомерия отпочковалась веточка добродушия.

— Это ж надо, угадали, господин председатель! Все как есть с завода, где клей варят, вон оттудова, с того берегу. Три раза мотались на лодке туды-сюды, едва в Тисе не утопли.

Тут до меня дошло, каким образом попал на Семихолмье «корабль пустыни».

Очевидно, завод обрабатывал кости с какого-то балканского поля битвы, таким образом среди них вполне могли оказаться останки правоверного верхового верблюда. Бедняга, конечно, никак не предполагал, что послужит европейской культуре не только на полях сражений, но и в вакуумной установке небольшого заводика над Тисой. Жаль, что матушка его, где-то там, в ливийской пустыне, никогда об этом не узнает: она наверняка гордилась бы сыном. Однако теперь надо отправить сей славный верблюжий череп со товарищи по месту прямого назначения.