Мег Вулицер - Исключительные

— Когда на самом деле, — сказал Гудмен, — я ничего не сделал Кэти Киплинджер. Она все переврала.

— Мы знаем, — сказала его мама.

Жюль сказала Эш:

— Значит, ты и правда не собираешься рассказывать Итану? Человеку, которого любишь?

Для нее это было поразительно, она не могла этого понять. В последнее время Эш столько рассказывала, как много они с Итаном говорят друг другу, например, каково жить, имея вагину, действительно ли существует коллективное бессознательное, как феминистское общество может выглядеть в реальности, существует ли на самом деле эмпатия и так далее.

— Нет. Только тебе. Ты единственный человек, которому я могу доверять.

Возможно, это значило то же самое, что Кэти Киплинджер сказала Жюль: ты слабая.

— Но ведь рано или поздно придется рассказать? — спросила Жюль.

Эш не ответила, поэтому заговорил ее отец.

— Нет, она не расскажет, — строго сказал он. — Как раз об этом я и говорил.

Момент был настолько напряженным, что Жюль не знала, куда смотреть и что говорить. Гудмен встал из-за стола и сказал:

— Подходящий момент, чтобы отлить.

Он ушел. Сейчас он был куда более крупным, чем когда Жюль видела его в последний раз. Работа строителем, исландское солнце, кружка скира за кружкой, отсутствие секса, привычка иногда играть в азартные игры и бреннивин, известный как «Черная смерть», коктейль из водки и шотов: все это способствовало его превращению в молодого крепкого эмигранта под новым именем, которое сегодня упомянули вскользь, — Джон.

Пока он отсутствовал, остальные Вулфы сели ближе, и Гудрун воспользовалась шансом отойти за сигаретами.

— Послушай, — сказал Гил, выпив пива и внимательно посмотрев на Жюль. — Ситуация очень и очень щекотливая. Ты же это понимаешь?

— Да, — сказала она шепотом.

— Мы можем тебе полностью довериться? — спросил он. Они все внимательно смотрели на нее.

— Да, — сказала она, — конечно, можете.

— Очень хорошо, — сказал Гил. — Дело в том, что мы не хотели, чтобы Эш кому-то рассказывала. То есть вообще никому. Ни тебе. Ни Итану. Последствия могли оказаться настолько ужасными, что даже думать не хочется. Но Эш настаивала, чтобы рассказать хоть кому-то, иначе у нее бы случился нервный срыв. Может показаться, что мы устраиваем мелодраму на пустом месте…

— Ничего я не устраиваю, пап, — вмешалась Эш, и отец повернулся к ней.

— Хорошо, не мелодраму. Но мы все знаем, что ты очень впечатлительная натура, и учитываем это, — казалось, он изо всех сил старался держать себя в руках. Затем он снова обратил свой суровый отцовский взор на Жюль.

— Когда осенью она отправится в Йельский университет, она должна быть в состоянии сосредоточиться, — сказал Гил. — Это все не должно выводить ее из равновесия. Никого из нас не должно. Надо вести себя как ни в чем не бывало. Будто все по-прежнему.

Жюль представила, как возвращается в Хеквилл, и мама невинно ее спрашивает:

— Ну как, захватывающее получилось путешествие, как вы и надеялись? Расскажи о самом интересном.

Лоис бы даже не подозревала, что Жюль оказалась втянута в такую историю, и она не узнает, насколько пугающим, ирреальным и неуправляемым казалось ей происходящее. Жюль мечтала о том, что сможет рассказать все Итану. Он бы увидел общую картину и направил мысли в нужном направлении.

— У меня есть для тебя моральная головоломка, — сказала бы она ему.

— Вперед, — ответил бы он.

И Жюль бы начала:

— Есть одна чудесная, очаровательная семья…

— Честно говоря, Жюль, — сказала Бетси Вулф, — в идеале никто, кроме нашей семьи, не должен знать, что мы связались с Гудменом и пытаемся сделать все, чтобы он смог жить по-нормальному. Мы знаем, он невиновен в тех возмутительных вещах, в которых его обвиняет эта проблемная девушка, и когда придет время, мы поможем ему вернуться домой. Мы поговорим с прокуратурой и сделаем все, что нужно. Гудмен возместит убытки за свой побег до даты заседания. Но время еще не пришло. Не хочу оскорблять тебя словами, которые люди порой говорят: «Для нас ты как член семьи». Однажды слышала, как Селеста Педди сказала так бедной перуанке — или это была индианка, — женщине, которая приходила раз в неделю и в специальной комнате гладила одежду. Только семья является семьей — такая вот несправедливость. У тебя своя семья. Я пару раз говорила с твоей матерью и один раз встретила ее в аэропорту, но она показалась мне очень приятным человеком. Ты — не член нашей семьи, хотя было бы здорово, если бы ты им была. Я не твоя мать, а Гил не твой отец, и мы не можем заставить тебя делать то, что мы хотим. Я думаю, что Эш манипулировала нами, когда заставила нас позвать тебя в эту поездку…