Мег Вулицер - Исключительные

— Как жалко, Эш, — сказала Жюль. — Это как у меня с Итаном. Не судьба.

Вернувшись в «Лабиринт», Гудмен зашел в чуланчик в своей спальне, сунул руку в рабочий ботинок, вытащил фляжку с водкой «Smirnoff» и вскоре раскраснелся, стал слезлив и неприятен. Ближе к вечеру родители пришли с концерта в «Ботанических садах». На волосах у Бетси в последнее время появился легкий серебристый налет, ей было уже сорок пять.

— Музыка была потрясающей, — сказал Гил. — Сплошной Брамс. Заставило задуматься, до чего же талантливы некоторые люди. Настоящий талант — редкость. Вот у Эш он есть, и я жду не дождусь, как она этим даром распорядится.

— Не дождешься, папа, — возразила Эш.

— А я не беспокоюсь, девочка моя, — ответил отец. — Ты продвигаешься со своими пьесами и всеми этими делами. «В обе стороны» — это было чудесно. Когда-нибудь ты станешь очень знаменитой.

— В отличие от твоего мальчика, — пробормотал Гудмен. — Который никуда не продвигается.

Сердитым пьяным взглядом Гудмен взирал на них с одного из туго обтянутых обивкой диванчиков в середине комнаты, где всегда собиралась вся семья. Эш ушла в свою комнату, Гил отправился в холл. Бетси переместилась в кухню, готовить соус болоньезе, а Итан поспешил ей на помощь.

— Итан, — сказала Бетси, — будь моим су-шефом. Можешь нарезать лук, а тем временем расскажи, что нового происходит в этом твоем мультипликационном мире.

— «Ханна-Барбера», — добавила она.

— Простите?

— «Ханна-Барбера». Разве не так называется студия, где делают мультфильмы? Этим мои познания и ограничиваются, — пояснила она.

— А, понятно, — сказал он.

По пути в кухню Итан повернулся к Жюль и предложил:

— Присоединяйся к нам.

— Хорошо.

Когда Жюль, следуя за ним, проходила мимо Гудмена, все еще распростертого на кушетке, тот внезапно вскочил и схватил ее за руку. Вздрогнув, она опустила глаза, и он невнятно сказал ей:

— Знаешь что? Ты очень даже ничего, Хэндлер.

Он продолжал крепко держать ее за руку, поэтому она не двигалась. Итан уже громыхал в кухне вместе с Бетси; Жюль и Гудмен остались в комнате одни. До этого они были наедине только один раз — прошлым летом в столовой, в самый последний день лагеря, и прервали их ее мать и сестра. И вот выпал шанс восполнить этот перерыв.

Гудмен приблизил свое огромное, как глыба, лицо к ее лицу, повергнув Жюль в глубокую панику. Но это было не то паническое чувство отвращения, которое она впервые ощутила с Итаном в мультипликационной мастерской. Это было возбуждение; да, оно, настоящее, отчетливое, как жираф или фламинго. Несмотря на то, что Гудмен пьян, невзирая на то, что до сих пор он никогда не проявлял к ней никакого интереса, он ее возбуждал почти до дрожи. Она вспоминала, как на аэрофотоснимке ее ноги оказались на голове у Гудмена и как это предельно несексуальное соединение позволило на миг ощутить, что именно ей принадлежит никому не принадлежащий парень — по крайней мере тот, который никогда не может принадлежать ей. Она даже не могла попробовать представить себе это зрелище — Гудмен Вулф во всей красе за зеленой дверью.

Поскольку больше никого рядом не было, а его голова оказалась прямо перед ее головой, Жюль инстинктивно закрыла глаза и приоткрыла рот. Незнакомые губы Гудмена, тоже раскрытые, прижались к ее губам. Кончик языка Жюль, как тонкий стебелек, пророс, приникнув к языку Гудмена, и оба языка устроили ту безмолвную, странную пантомиму, которую, по-видимому, умеют исполнять все языки на свете. Жюль услыхала собственный стон, она поверить не могла, что не удержалась от того, чтобы не издать звук. Исступленный поцелуй длился еще мгновенье, пока Гудмен вдруг не закрыл рот и не отпрянул от нее, точно так же как она сама в свое время отпрянула от Итана. Взглянув на него, она поняла, что он уже находится где-то в другом месте, думает о чем-то или ком-то еще. В середине этого поцелуя, столь волновавшего ее, ему стало скучно. Так уж вышло, что неуклюжая, но порой забавная лучшая подружка сестры проходила через гостиную, и Гудмен лениво подумал: можно сделать что-нибудь с Хэндлер. Вот он и поцеловал ее, просто потому, что она попалась под руку, и, хотя этот поцелуй вызвал у нее громкий стон, в его представлении ради этого не стоило напрягаться.

— Ладно, побалдела, и хватит, — сказал Гудмен. — Иди помоги готовить ужин.

— Не будь дебилом, — ответила она, на что он протянул руку и спутал ей волосы.

В английской литературе, знала Жюль, героиня редко бывает простушкой. Чаще заурядная девочка в конце концов оказывается вовсе даже не заурядной — выходит так, что она все время втайне была прекрасной, хотя и неким причудливым или необычным образом. Подходящему мальчику, а в итоге подходящему мужчине нужно это распознать. И когда это произойдет, он ее полюбит. Нельзя просто быть заурядной и в то же время героиней; едва ли такое вообще позволяется.