— Точно, — подтвердила Эди, и оба дружно закивали, вспоминая далекий образ того года.
— Конец шестидесятых, естественно, тоже выдался здесь ярким, — сказал Мэнни, — хотя несколько ребят всерьез попытались захватить директорский кабинет. Они называли себя ЛДО. «Лесной дух за демократическое общество». Тогда они меня просто достали. Ну и какое- то время у нас были все эти неприятности с ЛСД, помнишь?
— О, да. Была у нас такая девочка, арфистка Сюзи Берлинер. В три часа ночи отправилась нырять с трамплина, — вспомнила Эди. И снова супруги задумчиво и многозначительно переглянулись.
— А когда наступили восьмидесятые, — вновь повернулся к столу Мэнни, — казалось, что все изменилось. Ребята начали снимать эти чертовы музыкальные клипы и больше ничем не хотели заниматься. Каждый раз, когда появлялось что-то новое, нам приходилось чуть ли не палкой отбиваться.
— Пять лет — это неплохо, — неожиданно сказал Деннис, и явно удивленная Жюль повернулась к нему.
— Нет? — спросил он у нее. — Разве плохо?
— Деннис, нам нужно поговорить об этом, — ответила она. Он посмотрел на нее ошеломленно и сердито. Затем вновь обратился к Вундерлихам.
— Лично для меня большая честь, что вы так довольны тем, как мы руководили лагерем в это лето, — сказал им Деннис.
Жюль почувствовала, что по своему обыкновению краснеет, и сказала:
— Да, спасибо вам, Мэнни, Эди. Мы еще вернемся к этому разговору.
Когда чета Вундерлихов уехала, а весь лагерь собрался в рекреационном зале на поэтический слэм, Деннис и Жюль стояли в сумерках вдвоем на осаждаемом насекомыми холме.
— Я уже просто не понимаю, о чем ты думаешь, — сказал Деннис. — Сначала ты хотела приехать сюда, и я согласился: ладно, возвращайся к своим корням, давай попробуем. Потом у тебя появляется возможность это осуществить, закрепить , и ты вдруг понимаешь, что вовсе не этим хочешь заниматься. Потому что думаешь сейчас только о своих друзьях, об их браке и о своей роли во всех этих делах. А какова твоя роль в нашей жизни? Как насчет этого? Жюль, мы оба бросили работу. Ты оставила свою практику. Мы переехали из города сюда ради этой твоей идеи.
— Я не об этом думала, — сказала она.
— А о чем ты думала? Собиралась играть забавные роли в пьесах, чтобы все снова обращали внимание на тебя?
— Нет, — ответила она.
— А по-моему, именно об этом ты думала, — возразил Деннис. — Я это знал, ввязываясь в эту затею. Я должен был тебя предостеречь, но ты казалась такой воодушевленной, и я не хотел мешать.
— Деннис, чего ты хочешь от меня? — спросила Жюль. — Мои друзья расстались из-за меня. Как я могу не переживать?
— Это не из-за тебя, — сказал он. — Это из-за них. А ты сейчас здесь. Ты руководишь летним лагерем. Ты должна составлять бюджет вместе со мной, готовить информационные бюллетени, писать и отправлять родителям письма про их блестящих сыновей и дочерей. Но вместо этого ты погрузилась в какое-то глубокое, затерянное место в своем мозгу, какое-то жалкое место.
— Ах, жалкое?
— Безусловно. Посмотри на себя. Видела бы ты со стороны, как ты зарделась, когда этот пропащий братец Эш появился в лесу. И вот о нем ты говорила все это время? Когда я провожал того несчастного парня в клинику, он мне многое рассказал о том, как Гудмен, то есть Джон , собирался консультировать его по поводу его работ, стать его агентом. Я этим сыт по горло. Что говорили Вулфы своим детям: вы такие особенные, что общепринятые правила на вас не распространяются? Знаешь что? Все взрослеют, все стареют, и правила для всех одни.
— Почему ты так накинулся на меня? — плача спросила Жюль. — Потому что я не хочу подписываться на пять лет? Ты просто в восторге от того, что кому-то нужен, — она понимала, что подло так говорить, но уже не могла остановиться. — Что кто-то говорит: да-да, занимайся этой работой, мы довольны твоими результатами. Что нет опасности впасть в депрессию и сообщить бедной женщине, что она умирает от опухоли в печени.
— Да, — сказал Деннис. — Мне никогда никто не говорил, какой я классный. Но правда в том, что и среди вас нет таких уж классных людей. Твои друзья — золотозубый мистер неудачник и его лживая сестрица со своими драгоценными пьесами, которых я никогда не понимал, ну и да, великолепный Итан. Ты всегда их всех боготворила, они для тебя превыше всего на свете. И факт налицо: они не такие уж исключительные .
— Я никогда этого не утверждала.
— Ты только об этом и твердила. Только об этом. А я был добродушным мужем. А тебе этого мало, ты до сих пор мысленно с ними, их судьба тебя волнует гораздо больше нашей.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу