Мег Вулицер - Исключительные

— Мне просто нужно на время залечь на дно, — объясняла она. — Я не могу больше думать о вещах, которые напоминают мне обо всем этом.

Она имела в виду людей.

— Я позвоню тебе, — неопределенно сказала Эш. Но так и не позвонила.

Жюль размышляла о том, как же им с Деннисом все-таки удалось вернуться сюда, в это шумное, прекрасное место, где проходила ее юность. Но загвоздка, похоже, оказалась в том, что она больше никогда не сможет видеться с людьми, которых полюбила, впервые попав сюда.

— Позвони Итану, — сказал как-то вечером Деннис, когда они сидели в доме Вундерлихов, отвечая по электронной почте на родительские письма, приходившие в совершенно невообразимом количестве. Жюль со стыда сгорела бы, если бы мама хоть раз позвонила в лагерь, когда она туда ездила. А нынешние родители не могут и не станут держаться в стороне. Они хотят знать, какие занятия посещают их чада, участвуют ли они в сценических постановках, и какие роли играют.

— Поговори с ним, — сказалс Деннис, не отрывая глаз от ноутбука. До конца лагерного сезона оставалось девять дней, а на следующий день Вундерлихи приезжали из Мэна, чтобы провести намеченное обсуждение итогов лета. Жюль понятия не имела, что они скажут. Наверняка кто-нибудь из лагеря расскажет им о происшествии с ламами, а о том, что Ноэль, к несчастью, пришлось уехать, они уже знают. Бог весть что они подумают о работе, которую проделали Жюль и Деннис. Но Жюль была так расстроена разрывом Эш и Итана и собственной ролью в этом, что едва могла думать о лагере прямо сейчас.

— Я не могу звонить Итану, — сказала она. — Ты же его знаешь. Высоконравственный Итан. Я уверена, что сейчас он и меня ненавидит.

— Он не может тебя ненавидеть. Разве что мимолетно.

— А почему?

— Сама знаешь, — сказал Деннис.

Вундерлихи приехали на следующий день в свободное от занятий время. Жюль и Деннис провели их по территории, показывая, как проходит вся здешняя здоровая и плодотворная деятельность. Едва ли нужно прилагать какие-то усилия, чтобы побуждать детей разбиваться на группы, шить костюмы и строить большие планы.

— Мы не довели лагерь до ручки — беззаботно сказал Деннис.

— Пока что нет.

Мэнни с его непослушными бровями и Эди в большой соломенной шляпе походили на снисходительных бабушку и дедушку, которые приехали навестить внуков. Они то и дело кивали, одобряя увиденное.

Когда настало время обедать, все четверо сели за отведенный для них стол у окна в общей столовой.

— Все замечательно, — сказал Мэнни. — Мы не ошиблись, когда передали вам лагерь.

— Не ошиблись, — эхом отозвалась Эди. — Мы думали развиваться в другом направлении, но рады, что стали работать с вами.

— Ну и ну! — сказал Деннис. Они с Жюль смущенно засмеялись. Повисла пауза, все замолчали.

— Дела идут так хорошо — сказал Мэнни, — что мы хотим сделать вам еще одно предложение.

— Давайте, — сказал Деннис, довольный, что его похвалили. Его редко хвалили за работу, и Жюль заметила, что он заинтересовался. Похвала бывает приятнее самой работы.

— Мы хотели бы предложить вам взять на себя заботу о лагере на пять лет, — сказал Мэнни. — Пятилетний контракт. Условия мы написали. На протяжении пяти лет вы сможете управлять лагерем так, как посчитаете нужным. Год — это ничто . Пока вы только присматриваетесь. За пять лет не только вы сможете превратить лагерь в такое место, каким вы хотите его видеть, но и мы перестанем за него волноваться. Мы можем вообще не вмешиваться. Для нас это станет облегчением, чтобы вы знали. Все эти годы мы вкладывались в мельчайшие детали, работали не покладая рук. Может быть, теперь мы могли бы заняться чем-нибудь еще.

— Например, отоспаться, — сказала Эди. — Или, может быть, я наконец удалю наросты на ногах. Я давно их запустила. Сейчас мои ноги не похожи на человеческие. Прямо копыта какие-то.

Мэнни улыбнулся, глядя на нее.

— Это правда, — сказал он. — Так и есть.

— Иногда, — задумчиво сказала Эди, — наросты важнее искусства.

Муж кивнул.

— Открывая этот лагерь, мы думали, что сможем осуществить утопию, — сказал Мэнни. — И долгое время нам это удавалось. Когда ты, Жюль, сама приезжала сюда, здесь еще было здорово. Но лучшие времена уже давно прошли.

— Интересно, Мэнни, какие времена ты считаешь лучшими? — спросила Эди. И уже только они вдвоем принялись это обсуждать.

— Тысяча девятьсот шестьдесят первый год?

— Или, может быть, шестьдесят второй, — сказал Мэнни. — Да, хороший был год.